Этот краткий пример иллюстрирует трудность поиска «подходящей партнерши» для этого мужчины, поскольку с каждым свиданием смещается отправная точка его оценки, затрудняя определение ценности женщин и основательно уменьшая ценность каждой из них. Это, в свою очередь, означает, что мы просто не знаем, как определить стоимость объекта, когда мы находимся в рыночной ситуации сравнения объектов аналогичной ценности. Более того, как проницательно выразилась социолог Эшли Мирс в отношении модельной индустрии, во многих областях культуры цена или ценность модели, произведения искусства или актера остаются неясными. «Проблема ценообразования служит примером более серьезного затруднения, с которым сталкиваются создатели произведений культуры и, в сущности, люди на любом рынке нематериальных активов. Это проблема неопределенности, неспособности заранее сформулировать, что человек хочет»³⁷⁵.

Процесс определения ценности партнера для романтических отношений в прошлом напоминал процесс оценивания на аукционе, поскольку субъекты действовали в условиях дефицита. Современные же субъекты, ищущие сексуальных и романтических отношений, выбирают так, словно находятся в супермаркете и не имеют четкой отправной точки для своего выбора, не понимая, чего они хотят. Следовательно, проникновение романтических и сексуальных практик на потребительский рынок приводит к снижению ценности. Из-за того что сексуальные субъекты встречаются в рыночной ситуации, они сталкиваются с тем, что можно назвать эмоциональным обесцениванием, подобным экономическим механизмам обесценивания, причем общая стоимость или ценность товаров падает либо в силу того, что конкуренция снижает цены, либо в силу того, что повышение эффективности снижает издержки производства. Сексуальная свобода, противозачаточные таблетки, превращение женских тел в сексуальные образы, интернет-технологии — все это можно назвать механизмами, которые способствовали сексуальному изобилию и конкуренции, ускорили доступ мужчин к сексуальным партнершам, снизили затраты мужчин, связанные с сексуальными взаимодействиями, создали огромную экономическую прибавочную стоимость для подконтрольных мужчинам визуальных индустрий и предоставили мужчинам законный статус благодаря серийной сексуальности. Это приводит либо к снижению ценности женского тела, либо к его совершенному обесцениванию на сексуальном рынке, буквально к его превращению в объект, ценность которого трудно определить. Следовательно, тот факт, что сексуальные контакты теперь имеют рыночную форму и формируются экономическими скопическими рынками, создает трудности для установления ценности, или для поддержания собственной ценности и значимости, или для того и другого.

Мы можем изложить суть вопроса иначе, подчеркнув роль дефицита в процессах определения ценности. Эксперимент, проведенный Шиной Айенгар и Марком Леппером, проливает свет на этот процесс (хотя это и не было его целью)³⁷⁶. В этом эксперименте участникам, поделенным на две группы, следовало дать оценку различным сортам шоколада. Одну группу попросили оценить различные сорта шоколада; а другую группу — совсем небольшой его ассортимент. В конце эксперимента участникам предложили два возможных способа оплаты: либо деньгами (5 долларов), либо шоколадом (стоимостью 5 долларов). Результаты оказались поразительными. Те, кому для оценки было предложено малое количество сортов шоколада, гораздо чаще выбирали шоколад, а не деньги. Это явно свидетельствует о том, что ограниченный выбор способствует процессу определения ценности, или, говоря иначе, изобилие вызывает обесценивание, так как в ситуации изобилия объекты и люди все чаще становятся взаимозаменяемыми. В соответствии с прогнозами Маркса о возрастающем значении меновой стоимости по сравнению с практической ценностью существование огромного разнообразия сортов шоколада приводит к тому, что они становятся взаимозаменяемыми и, таким образом, сводятся к своей абстрактной денежной стоимости. Следовательно, и для сексуального изобилия существенной является проблема определения ценности сексуального объекта и его последующего обесценивания. Так, наряду с тем, что капиталистические производители создают социально реализуемые ценности³⁷⁷, сексуальная самоценность, создаваемая женщинами с помощью потребительской культуры, чаще всего не только реализуется частично, но и вообще не реализуется, поскольку превращение тел в товар умножает изобилие сексуального выбора, тем самым обесценивая их либо потому, что они становятся легко заменяемыми, либо потому, что их ценность быстро становится неактуальной. Женский сексуальный капитал сталкивается с проблемой сохранения собственной социальной ценности в гораздо большей степени, чем мужской сексуальный капитал. Из-за того что ценность мужчин находится в более надежных активах, она не уменьшается и даже увеличивается со временем. Иначе говоря, сексуальная и потребительская система в целом основана на том, что женщинам трудно сохранять неизменной свою символическую и экономическую ценность, в то время как ценность мужчин остается неизменной или увеличивается с течением времени.

Согласно Марксу, падение нормы прибыли приведет к уменьшению стоимости труда³⁷⁸. Аналогично этому можно сказать, что ценность и стоимость женского тела с возрастом снижаются. Сексуально привлекательное женское тело превращается в товар, становится объектом оценки и подвергается опасности обесценивания. Как проницательно выразился Дэвид Харви, «массовое обесценивание товаров, эффективных до настоящего времени предприятий и оборудования, денег и труда» является характерной чертой капитализма³⁷⁹. Обесценивание присуще капитализму, поскольку оно способствует созданию новой ценности, необходимой для пополнения потребительских рынков. Учитывая, что сексуальные тела и вкусы получили широкое распространение в потребительской экономике, они должны быстро устаревать и обновляться, чтобы оставаться экономически продуктивными. Очевидно, что сексуальные и романтические свидания не только опосредованы потребительским рынком, но и приобрели его характерные черты. Сексуальные тела совершенствуются для создания ценности и поэтому требуют постоянного ухода, самопродвижения, попыток доказать собственную ценность и поддерживать ее, поскольку они находятся в состоянии непрерывной конкуренции с другими телами; они занимаются оценкой и сопоставительным анализом и вынуждены постоянно сталкиваться с риском и неуверенностью в отношении собственной ценности. Хотя сексуальность и потребительские вкусы порождают ценность — как экономическую, так и символическую — эта ценность находится под угрозой исчезновения в силу постоянного оценивания, сравнения, сопоставительного анализа и обесценивания.

Согласно Адаму Арвидссону, широкий доступ к знаниям и информации меняет то, что является важным для экономического обмена. Производство товаров стало «общим достоянием», совместно используемым ресурсом³⁸⁰, поэтому, проблема капиталистов состоит уже не в том, чтобы эти товары производить, а в том, чтобы обнаружить в них уникальность («новаторские разработки» и «создание и укрепление имиджа» являются формами выявления уникальности и своеобразия товаров). Аналогичным образом, поскольку сексуальность стала широкодоступной, проблема сегодня состоит в том, чтобы найти (или изобрести) такое уникальное своеобразие, которое, в свою очередь, вылилось бы в то, что мы называем «влюбленностью» или «любовью». Все дело в поиске уникальности, к которой человеку захотелось бы привязаться. Сексуализация отношений создает изобилие сексуального выбора и смещение ориентиров и таким образом уменьшает способность личности приписывать ценность, увлекаться одним-единственным человеком, выделять его или ее среди других и вступать с ними на путь развития отношений, обусловленный способностью оставаться когнитивно и эмоционально сосредоточенными — воспринимать другого человека в ситуации дефицита. И аналогия с состоянием современного капитализма становится еще глубже. Неопределенность в отношении реальной цены товара является характерной чертой экономических рынков. Теоретики неолиберального толка затронули проблему этой неопределенности, утверждая, что только свободные рынки могут позволить спросу и предложению диктовать реальные цены товаров³⁸¹. Но, как показывает пример сексуального рынка, рыночная форма увеличивает неопределенность в отношении самой природы человеческой ценности и ее устойчивости. Изобилие сексуального выбора запускает оценочные процессы, которые препятствуют признанию, то есть способности сосредотачивать внимание на одном человеке и рассматривать его³⁸² как целостную личность. Трудность осуществить признание провоцирует онтологическую неопределенность в отношении ценности, стоимости и в конечном счете самой природы личности, вовлеченной во взаимодействие.