— А почему они должны меня обижать? — задал встречный вопрос Джеймс.
— Потому что у тебя темная кожа.
— Двое ребят как-то однажды назвали меня чернокожим верзилой, — пожав плечами, ответил Джеймс. — Я им хорошо ответил, и они больше меня так не называли.
— Ты стал большим, — ответил Ангес. — Высоким. Ты будешь снова играть в футбол?
— Да, сэр. В прошлом году я играл за команду первокурсников. В этом году думаю выступить за университетскую команду. Хотя баскетбол мне нравится больше.
— Да, — задумчиво сказал Ангес, — у тебя для этого подходящий рост.
— Тренер говорит, если я буду много заниматься спортом, то смогу сам стать тренером.
— Хорошо. Очень хорошо, — Ангес на минуту отвел взгляд в сторону моря. — А что ты делаешь на острове, когда не занят на конюшне?
— Я охочусь и ловлю рыбу, — ответил Джеймс. — Дедушка показывает мне лучшие места.
— И на кого же ты охотишься?
— Чтобы запастись мясом, каждый год я отстреливаю одного-двух оленей. Но больше мне нравится охотиться на птиц. У меня хорошая собака.
— Чем ты стреляешь птиц? — спросил Ангес.
— Из старой одностволки дедушки двенадцатого калибра. Хотя, конечно, таким ружьем больше одной штуки вряд ли подстрелишь.
Ангес посмотрел на мальчика взглядом, какого Джеймс никогда прежде не видел.
— Пойдем со мной, — сказал он и, повернувшись, стал подниматься по ступенькам дома.
Удивившись, Джеймс с минуту не двигался. Потом привязал мерина к перилам лестницы и поспешил за стариком. Ангес уже был в доме и, свернув налево от главного зала, направился в свой кабинет. Джеймс следовал за ним мимо обшитых дубовыми панелями стен, книг в кожаных переплетах, мраморного камина, огромной кучи покрытых пылью газет на неимоверно большом столе, лакейских подносов, уставленных хрустальными графинами с красной и желтой жидкостью. Однажды, еще совсем мальчишкой, он украдкой пробрался в эту комнату, где, охваченный благоговейным трепетом, глазел на открывшееся его взору великолепие внутреннего убранства дома. Он стоял здесь, раскрыв от изумления рот до тех пор, пока его не увидела родная мать, работавшая у Ангеса кухаркой, которая хорошенько отдубасила сына за недозволенное присутствие. Комната была такой же большой, какой он видел ее раньше. Наверное, здесь будет футов сорок, подумал про себя Джеймс.
Ангес Драммонд подошел к застекленному шкафу, где хранилось оружие. Порывшись в кармане, он достал ключ, открыл дверцу и достал двуствольный дробовик. Щелкнув затвором, он проверил, не заряжено ли ружье. Затем вытер его промасленной салфеткой так же нежно, как мать вытирает лицо своему ребенку. Склонившись над столом, он прижал к плечу оружейный ствол и стал его внимательно просматривать.
— Это оружие было изготовлено в Лондоне еще до второй мировой войны, — сказал он, — оружейных дел мастером Пурдей на улице знаменитых мастеров Саус Одли. Когда-нибудь ты, может быть, услышишь о них. Думаю, только на изготовление оружия ушло не менее года. Да еще сколько времени на гравировку, которую я считаю делом весьма тонким. Может стрелять пулями размером с земляной орех, и вес у него превосходный. Ты будешь таким же, как я, высоким, это ружье в скором времени непременно пригодится тебе. — Старик протянул Джеймсу дробовик. — Возьми его. А другое ты получишь согласно моему завещанию.
Шагнув вперед, Джеймс медленно протянул руку и дотронулся до прекрасного предмета, до последней минуты боясь, что его могут убрать на прежнее место. А теперь он стоял, неловко держа дробовик прямо перед собой.
— Спасибо, сэр, — сказал он.