Это был голос взволнованного Квотриуса, «вышедшего на связь» одному ему известным способом. Нет, был в доме человек, который сумел бы ответить Квотриусу так же, мысленно. Это был Снейп, и он ответил:

- Пускай приидет хоть адский Сатана или Ангел Смерти, не вернусь я к Адриане… сейчас. Гарольдус у меня весь в крови тут, а должен я бросить его и вернуться к взбалмошной бабе? В своём ли уме ты, Квотриус? Побудь с нею ещё немного, не учить же тебя мне, как успокаивать женщин надо? Возьми, возьми ласкою её.

- Она не даётся, кричит, будто насильник над нею есть я. Чувствует она зелье твоё, о Северус. Что же до Гарольдуса… Переместился я в опочивальню свою. Здесь так тихо. Устал уж я от криков несдержанных её весьма и весьма.

Так вот, что же до Гарольдуса, ты, верно, не сдержал себя и обошёлся с бедным юношей излишне жес…

- Я иду. Иду к тебе, мой Квотриус. Прошу тебя только - не пугайся вида моего, коий, быть можешь, узришь ты.

- Да что же соделалось с вами обими?

Северус снял антиаппарационный барьер и, без слов, накинув тунику на снова кровящее тело, аппарировал к Квотриусу, покинув замершего в безвестности, на полуслове прерванного, обуянного желанием Поттера.

- Что случилось, о Квотриус мой возлюбленный?

- И снова зовёшь ты меня возлюбленным своим, хотя только что познал юношу жестоко, так, что кровь выступила в анусе его? - печально отозвался Квотриус.

Он смотрел на Северуса уже непривычным, как когда-то, вечность тому, пустым глянцевитым взором, и не было блеска звёздного в глазах его, как обычно, когда случалось быть им наедине.

- Что с тобою, мой и только мой Квотриус, орхидея моя диковинная, многоцветная, причудливая, цветущая во время года любое?

- Ты… О Северус, изменил ты мне дважды - с женщиною и мужчиною. Соделал ты грех великий, девственность разрушив, ты, как и я - греховный и в помыслах, и на деле. От того и печалуюсь я, что нашёл время для тебя… слишком поздно. Уже успел ты порвать анус девстве…

Глава 25.

- Прекрати свои нудные нравоучения, братик! И как тебе не наскучило копаться в двух вещах, словно дерьмо они, ты же - муха навозная?! В своём происхождении и отношении моём, прямо скажу, более, нежели просто тёплом, но горячем, к Гарри, Гарольдусу?! Се есть моё дело! Как и когда юношу сего соделать мужчиною, как сам он беспрестанно просит сего.

Северус спустил пары на вульгарной латыни, а потом перешёл к культурной к безмерному удовольствию Квотриуса.

- Вот, смотри! Неужли не удивишься ли ты сему, соделанному нежным юношей сим?

И Северус задрал тунику до шеи, представляя пред морозный воздух ночи, который он, как всегда, не чувствовал рядом с Квотриусом, располосованную крест-накрест грудь, кровоточащую, что было особенно хорошо видно на белоснежной, лишённой волос, коже в эту лунную, кристально чистую ночь.

Квотриус не сдержался и громко, и горестно воскликнул. На фоне лунного света, отражающегоя голубизной от свежевыпавшего сегодня вечером и в час ночной снега в чистом, таком морозном воздухе, что, казалось, заплачь сейчас Квотриус, и слезинки застынут на его длинных, прямых ресницах жемчужинами, только из воды и соли, и ни один из этих хрустальных жемчугов не упадёт ни на пол и не разобьётся мириадами сверкающих осколков, ни скатится по бледной от яркого в час сей света Селены Среброликой щеке возлюбленного брата.

Такими страшными показались Квотриусу раны на груди Северуса, чернеющие и раззявленные, с потёками, кажущейся чёрною в лунном сиянии, крови на его белой, худой груди.

Квотриус подошёл поближе к брату и внезапно упал ему в ноги, обхватив их, не удержался и зарыдал в голос от переполнявших его чувств всеобъемлющей жалости к безвинно пострадавшему высокорожденному брату и неизбывного сострадания.