Потом Нарцисса с сестрицей принудили возлюбленного паче чаяния кума на Непреложный Обет, и господину Директору пришлось инсценировать собственную смерть, чтобы Северус и клятвы не нарушил, и уважаемого им Дамблдора не прикончил к вящей радости «лорда» Волдеморта, длившейся, подумать только, целый месяц! Тогда-то лорд Малфой и возненавидел обеих стоящих упоминания сестриц Блэк, да как!

Даже вызвал жену в кабинет - невиданное событие, он никого туда не пускал, кроме одного-единственного домашнего эльфа - и отчитал её, доведя до истерики, а потом, впервые в жизни, наложил на Нарциссу долгий, предельно допустимый, двухминутный Круциатус, наслаждаясь её сдавленными стонами и громкими криками, когда хватало воздуха в лёгких.

Это жестокое наказание стало для Нарциссы откровением - супруг обошёлся с ней, как сам разозлённый Волдеморт! Хотя, конечно, Crucio лорда Малфоя и лорда Волдеморта - суть две большие разницы. А леди Малфой случалось попадаться под горячую руку Тёмному Лорду, что уж тут говорить, за столько лет…

* * *

* Карп - имя, переводится с греческого, как «многоплодный», «плодовитый».

* * Харам (араб.), в русском произношении - «гарем», прилагательное, означающее: «тайный», «сокрытый», «запретный».

Глава 27.

В это время многоуважаемый господин Директор выдерживал театральную паузу по Станиславскому перед своим «чудесным воскрешением по воле Мерлина всеблагого и всемогущего», сидючи на Гриммо, вот только номера дома Малфой не ведал.

Откуда Люциус знает, где в Лондоне находится основной, а теперь и единственной - Нора отпала - штаб-квартиры «Ордена Феникса»? Да сам Северус не делал из этого тайны, «заходя на огонёк» огромнейшей люстры в обеденной зале имения Малфоев, разумеется, по задолго согласованному со всевозможными отказами и выкрутасами со стороны приглашённой персоны. По таки полученному, скорее, выпрошенному согласию. Прежде, чем произносить : «площадь Гриммо», профессор Снейп для начала обучил лорда Малфоя основам Окклюменции, что значительно пригодилось тому на аудиенциях с Тёмным Лордом.

Но Легиллименции учить не стал. Даже азам. Ему, оказывается, действительно было, что скрывать от кума. Люциус ни за какие медовые коврижки и оладушки дрожжевые не догадался бы, что его родственик во Мерлине - на самом деле шпион «Ордена Феникса» да ещё и со стажем, и каким!

Собственно, это вскрылось на Войне, в которой Люциус разумно решил не участвовать, а то ещё поверят злобным слухам, распускаемым грязнокровкой МакНейром о том, что лорд Малфлой тоже из этих… Пожирателей.

Северус же сражался, ранив в Последней Битве Бэллатрикс, которую добила эта сумасшедшая, плодовитая самка Уизли. А потом, позже, во время Войны, со злостью, присущей только человеку по сути своей страстному, убил Рудольфуса, исстребив бездетных ЛеСтранжей на корню. Жалко, всё же, их. Может, с исчезновением предмета страсти, Бэллатрикс переключилась бы в конце концов на тихого добрячка Руди, и у них появился хотя бы наследник рода, а, может, были бы ещё дети… Кто знает?

Северус сражался в одном лагере с Аурорами Шеклболта, да так рьяно, аки лев рыкающий! Перебил почти весь Средний, обширный Круг в одиночку в честных боях и в тыловых вылазках, словно чувствовал, чьё лицо скрывается под маской.

Он продолжал шпионить, магически изменяя голос, под такой удобной, обычной маской Пожирателя. Его, с чистыми волосами, спускающимися волнами до лопаток, никто и не признавал за вечно взъерошенного, неопрятного Графа - Отравителя. Все считали, что это какая-то мелкая сошка из Большого Круга, решившая выслужиться перед обязательным, таким желанным возвращением лорда Волдеморта - Победителя глупого мальчишки.

А Северус, по привычке, шпионил хорошо, и по утрам, в осеннем тумане, уходил к настоящим «своим», докладываясь командиру отряда Ауроров о количестве Пожирателей, их боеспособности, кого больше - умелых садистов, знающих Тёмные заклятья или желторотиков, пришедших после второго воплощения Тёмного Лода, не умеющих даже Аваду правильно, до смерти наложить. И так происходило везде, где сражался граф Снейп, выходящий на тропу очередной открытой бойни с победным кличем своего рода: «Не мне, не мне, но имени своему!»*

Разумеется, Малфой, как нормальный человек, хоть и Пожиратель, но самую малость - власти ему хотелось, но он получил лишь видимость её, не питал к болезненной обожательнице Волдеморта Бэллатрикс каких-либо чувств, кроме искреннего удивления, пренебрежения и… брезгливости.

Опуститься до того, чтобы при живом муже - добром, в общем-то, Руди, спать с чудовищем, на которое и глядеть-то противно, не то, что находиться рядом!

Последние три года с момента второго пришествия Лорда были особенно мучительными для Малфоя, уставшего играть в зловещего Пожирателя, члена Ближнего Круга и Правую Руку Волдеморта. Но выйти из игры, не расставшись с жизнью, причём чрезвычайно мучительным способом, было невозможно.

Вот и приходилось терпеть сценки, вроде той, когда сумасшедшая ЛеСтранж вылизывала длинные, нечеловеческие пальцы Лорда, а все остальные должны были выражать умиление вместо постных и даже перекошенных от омерзения лиц. Даже сына мясника, и того коробило от этих прилюдных ласк Бэллы с Тёмным Лордом. А уж когда они начинали целоваться взасос, а ЛеСтранж почти что залезала на коленки своего единственного, любимого Господина, тут уж было непонятно, тошнило от этой сцены или больше, всё же, хотелось смеяться.

А Северус стоял, как и Малфой одесную, по левую, почётную сторону от изукрашенного резьбой и инкрустацией, верно, жёсткого, трона с неудобной высокой спинкой a-lá moyen âge* * на возвышении. И лицо его казалось безучастной маской, а волосы всклокочены и немыты, как перья больного, нахохлившегося ворона. Лишь прекрасные глаза его, но мёртвые, никогда не озарявшиеся искорками света, признаками ярости, нелюбви или, напротив, любви, выдавали, что это не живой покойник, а человек страстный и, наверняка, очень влюбчивый, постоянно меняющий партнёров.