Человек быстро отскочил, чтобы его не повалило на пол открывшейся настежь дверцей и не пришлёпнуло бы упавшим стулом. Кто-то вёрткий, наверное, Уизли. Вот Тонкс бы не успела отскочить…

Нимфадора, несчастная девушка. Да, чтобы не сделали у Ремуса на глазах с Тонкс, как бы не бесчестили её самыми зверскими, грязными способами, она навсегда останется дла него «девушкой». Не по её желанию забрали у неё это сокро…

- А у Луны оно осталось, её же никто так… А у меня, меня, задрота грёбанного, бессовестного, осталась честь после того, что из-за меня сотворили с Нимфадорой?! Нет! И хоть не был я ни с мужчиной, ни с женщиной, я так сам себя… разъебенил к ебеням, что ни о какой «чести» в моём клиническом случае речи нет. Но отчего же герцогиня Валенси всё же заговорила со мной, бесчестным уёбком?

Да хватит рефлексировать! На меня уже семь палочек нацелено.

- При-и-ве-э-т! Как диля-а?

- Люпин, ты?!

- А кто же ещё, конечно, Люпин - это я. Уже сорок три года как. Скоро следующий пойдёт. Да прям на днях и пойдёт мне сорок пятый. А я к вам всем, собственно, с предложением. Ой, простите, пожрать забыл принести.

- У нас овсянки, соли, сахара, чая и воды в кране хватает. А… не засланный ли ты казачок-то, под профессора Люпина маскирующийся?

Люпину всё-таки подали руку и вытащили на пол, он отряхнулся, как собака, всем туловищем, и с него посыпалась извёстка, мелкие осколки строительного камня и даже мрамора. А уж сколько паутины с его головы стянули, чтобы разглядеть, похож ли пришелец из ниоткуда на господина Директора Хогвартса!

- Вы, профессор, извините, хвост за собой не привели, передвигаясь столь нетрадиционным, конечно, весьма законспирированным методом? Но Вы изволили так громко распевать боевые маггловские песни, что мне в моей комнате было о-о-чень даже хорошо слышно!

Ну, конечно, это Минерва. Она ведь теперь терпеть Ремуса не может, зверя вдруг в нём кошачьим чутьём унюхала и всем встречным-поперечным об этом своём «необыкновенном открытии» рассказывает.

А случилось это немногим спустя после ухода из Хогвартса в Кэрроскы - ирландскую знаменитейшую школу волшебства и магии. Но там были сложности с гэльским, ведь Минерве предложили сразу же пост Директрисы. А она возьми да и не откажись от такого интересного предложения.

Деловая переписка с Министерством магии, располагавшимся на территориии теперь уже другого острова, велась на английском, а вот с преподавателями, большинство которых в своё время закончили именно эту школу, общение велось на тарабарской смеси английского и гэльского. В общем и целом, миссис МакГонагал, находясь вдали от семей любимых внуков и внучек, была недовольна. Она не считала, что лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе.

Хогвартс манил её и преследовал во снах о прежних порядках в замке, когда всем заправляла она, неутомимая заместитель господина Директора да ещё и профессор Трансфигурации, а покойный Дамблдор - да будет добрым его Посмертие! - только и делал, что спокойненько, вдали от дел, царствовал и купался в лучах славы.

Сейчас Минерве никто, кроме её обычной лености, не мешал превратить школу Кэрроскы в лидирующую на обоих островах. Ведь престиж Хогвартса значительно упал вместе с уходом из жизни великого мага Альбуса Дамблдора. Он-то и покрывал, будучи господином Директором, частенько затягивавшуюся бездеятельность заместителя, не гнушаясь даже самостоятельно заниматься пергаментной волокитой с Отделом Контроля за Учебным Процессом Министерства магии.

Минерва же была намного моложе и проворнее своего шефа. Когда это было нужно ей, а такое случалось нечасто. Да и в последние месяцы Минерва, прощённая Дамбдлдором, но раздражённая ссорой своего сына - уже довольно-таки в возрасте волшебника с невесткой, почти не работала, занимаясь только со студентами, да и то шипя на них, словно профессору МакГонагал в её анимагической форме наступили на хвост. Ссора закончилась - подумать только, какой позор на весьма чистокровную семью МакГонагал! - разводом.

Это была очень редко практикуемая процедура в мире магов. Они изо всех старались держаться за семью, хотя бы время от времени и, заводя связи на стороне. Но что делать? Жениться было принято рано, а жизнь ведь длинная такая, что и несколько партнёров успеваешь сменить. Но из-за интрижек на стороне с женой или мужем ведь разводиться вовсе не обязательно. Главное для жены - рожать не от любовника, что считалось моветоном, и практически никогда этого не происходило. Обязанность честной ведьмы - родить супругу четверо-пятеро детей, не год за годом, конечно, а с паузами, и чтобы паузы эти были побольше.

Оттого-то и были в аптеках в свободной, безрецептурной продаже Абортирующие зелья, чтобы, значит, ни в чём себя с партнёром или партнёршей не ограничивать. Только деловые женщины, не опускавшиеся до рождения более троих детей, носили в сумочках, портфельчиках и рюкзачках с торбочками кондомы. Для того, чтобы не тратить время на обычную очередь домохозяек в аптеках, ищущих для своих чад различные целебные зелья и набиравших их на порядочную сумму.

Пока такая курица разродится, нужно ли ей только Перечное или сразу и Отхаркивающее зелье взять до кучи, для деловой женщины пройдёт целая вечность за вычетом переговоров с клиентами или заимодавцами. А ведь из этих гоблинских прихвостней - парней, симпатичных, молодых волшебников, уже с неподкупными, но жадными сердцами гоблинов - видимо, работа в Гринготтсе с гоблинами заодно заразна, упаришься, пока хоть сикль выбьешь…

В общем, некогда, некогда, некогда. Остаётся время только на быстрый, но страстный из-за его редкости, секс, от которого всегда получаешь удовольствие и разрядку такие, что потом неделю все дела словно бы сами делаются. Надо бы почаще, но некогда.