– Земля, стройматериалы, работа, оборудование – ушло до черта, а на оптовую закупку товара ни копейки не осталось, и не продать в такие сроки, разве что совсем за бесценок.
– Потому что эти твои ангары хрень какая-то, а не бизнес, – отщёлкиваю окурок в сторону. – Адекватный вроде мужик, а всё в "Лего" не наиграешься.
– Все мы во что-то играем: кто-то в "Лего", кто-то в кукол силиконовых... а кто-то в мясника, – косится он в мою сторону неприязненным взглядом.
Я импульсивно прячу руки в карманы толстовки, с неприязнью отмечая, что камень прилетел точно по адресу. Тот, в кого я себя превращаю не лучший пример брату или будущим детям, но обсуждать это с Жориком не то что дикость – клиника.
– Ты лучше думай, как выкручиваться будешь, философ, – сбегаю вниз по ступенькам и, обернувшись, бросаю ему красноречивую ухмылку. – До скорой встречи.
Домой возвращаюсь пешком. Сначала лениво пинаю по пути каждый камень, затем чуть ли не насильно навязываю свою помощь нагруженной сумкой картошки пенсионерке. Во дворе общаги с видом неприкаянного Ромео высматриваю на балконе болтливую бабу Валю, но скурив в одиночестве полторы сигареты, сдаюсь и нехотя плетусь дальше.
Чем ближе родные стены, тем сильнее крутит внутренности мандраж. Ну или купленный в переходе хот-дог, как мне намного приятнее думать. Пацан – существо независимое, он до последнего будет отрицать натяжение своего поводка.
Первым, что чувствую, отперев ключом дверь комнаты – мягкое прикосновение к ноге, сопровождаемое Мусиным трагичным обещанием умереть. Наученный горьким опытом, сразу насыпаю в миску горсть кошачьего корма. Часть гранул, конечно же, просыпается на пол, красноречиво выдавая моё душевное неравновесие.
От какого-то смутного облегчения кружится голова и настойчиво наползает ненормальная улыбка.
"Прости, я тут на хрену вертел твои требования, но жутко счастлив, что ты осталась". Как бы Вера отреагировала на такое приветствие? Если честно, мне впервые не приходит на ум ни одной мало-мальски адекватной идеи, как лучше начать разговор.
Пройдя из коридорчика в комнату отмечаю какие-то неуловимые перемены, но занятый поиском Вериной фигурки не улавливаю до конца их сути. На подоконнике, где она обычно любит сидеть с нашей кошкой, вижу сложенный домиком лист А4. Долго рассматриваю невидимую пыль на белоснежной бумаге, не спеша его разворачивать. Не могу и всё тут. Тупняк поймал, хоть санитаров вызывай. Поплавская никогда не оставляла мне писулек.
Нервно одёрнувшись, на одном дыхании пробегаюсь взглядом по записке, благо долго бегать не над чем.
– Прости, – повторяю, стараясь вникнуть в смысл прочитанного. Сердце будто кипятком окатили. – За что прости? Что значит, позаботиться о Мусе?! Вера, это тупой, запредельно безмозглый розыгрыш! – ору, комкая лист в кулаке и срываюсь в душевую. – Мне ни черта не смешно. Да ну нет. Ты же не всерьёз... Поплавская, ау! Вера!
Но Веры в душевой нет. И за занавеской тоже никого. Ударяюсь башкой о край столешницы, когда зачем-то заглядываю под скатерть, но просветления эта встряска тоже не приносит. От неприятия то ли мутит, то ли воздух вышибает.
Долбанный хот-дог.
– Лиза... – растеряно замираю, наткнувшись на сестру в прихожей родительской квартиры. – Ты почему не в школе?