Их выжило всего девятеро. Девять рыцарей Геона из сотни. Страшные потери понесла хоругвь, почти перестала существовать… но они все-таки победили.
Рыцари медленно обступали стоящего посреди поля безголового. Когда погибло последнее исчадие, великан просто замер, опустив руки. Перестал светиться, снова стал матово-черным… и пугал он сильнее, чем пугали фонарщики.
Люди сначала и не смели к нему приблизиться. Даже рыцари Геона, храбрейшие из храбрых. Заряд-алхимики даже принялись снаряжать единственный уцелевший громовой котел, торопливо наводить на стоящего истуканом безголового. Все напряженно ожидали — не обернется ли это исчадие теперь против них, не окажется ли врагом пострашнее фонарщиков?
Страх этот обуревал и Кетиша. Он понятия не имел, кто перед ним. Хотелось либо развернуться и бежать, пока безголовый будто замерз на месте, либо обрушить на него все оставшееся алхимическое пламя, уничтожить непонятную чуждую тварь.
Но Кетиш не взмахнул рукой, не дал сигнала. Безголовый сражался на стороне ордена, на стороне людей. Он нагрянул в Эккебем не с ужасом, не с гибелью — он принес спасение. Сжимая плотно челюсти, Кетиш подошел на расстояние одного шага и вытянутой руки, сглотнул и молвил:
— Не знаю, кто ты, но я благодарю тебя, сын благородного отца. Я Дерем Кетиш, сын Ирмина Кетиша, рыцарь Геона, сквайр. Если ты меня понимаешь — назови свое имя и свой славный титул, если имеешь его, чтобы мы знали, кого чествовать.
Несколько секунд безголовый не шевелился. Он как будто окаменел. Кетиш даже заподозрил, что это вовсе не живое существо, что перед ним один из тех передвижных котлов, что начали не так давно делать алхимики запада.
Но потом исчадие все-таки ответило. Издало невнятный звук, подняло руки с шипами… и верхняя часть его туловища стала исчезать.
Нет, она не исчезла полностью. Просто из черной стала прозрачной. Открыла то, что скрывалось под толстой броней — и рыцари Геона изумленно ахнули.
Человек. Внутри безголового оказался человек. Наполовину седой, очень бледный, покрытый застарелыми рубцами. Исчадие действительно оказалось чем-то вроде передвижного котла… только его владелец носил его, как доспехи.
Он посмотрел на малое солнце. Перевел взгляд на шеренгу рыцарей, на стоящих поодаль щитников и лучников, на перешептывающихся заряд-алхимиков… их выжило только двое. Еще несколько секунд безголовый молчал, а потом разомкнул уста и сказал:
— Я Дар Геспетцер Тандария, рейнджер корпуса «Звездные скитальцы». Рад, что сумел помочь.
Исчадие говорило на правильном аккарейском. Оно не нападало. Более того — оно согласилось пройти с рыцарями в то, что осталось от лагеря, от временного военного городка.
И там, пока эккебемцы перевязывали раненых, пока чудом уцелевший кухарь тушил в большом котле макаловку, а малое солнце клонилось к закату, безголовый рассказал свою историю.
Солнце отсюда казалось просто яркой звездой. Даже Гаруна занимала больше места на небосводе, эта крохотная ледяная планета. Но лучи далекого светила все-таки рассеивали мрак, озаряя нагромождения скал, глубокие трещины и огромный промерзший кратер, предполагаемый криовулкан.
Геспетцер сделал несколько шагов, привыкая к сверхмалой силе тяжести. Мимо прошел Тшеварка, за ним — итрисса Яр’Еань Джань. Межпролет длился восемнадцать часов, рейнджеры устали лежать в тесных ячеях и спешили размять ноги, пусть и в скафандрах.
— По-моему, никакой это не криовулкан, — раздался голос Джама.
— А что же тогда? — спросил Геспетцер.
— Сливное отверстие греоников.