Тот поблагодарил осведомленного, пропахшего жареным мясом собеседника и поспешно направился в дом, где один только холл был больше всей его квартиры. От мозаичного пола вверх уходила широкая деревянная лестница, в дорогих вазах стояли свежие цветы, на стене висел большой семейный портрет. Остальные семь оперативников затерялись где-то в глубине дома.

– Если вы торопитесь, то лучше начать с третьего этажа, – посоветовал Блейку командир отряда и с понимающим видом кивнул головой.

Детектив двинулся к лестнице.

– Простите, я имел в виду снизу, – уточнил боец и указал куда-то в угол, – минус третий этаж.

Когда Блейк стал спускаться по ступенькам, у него негромко пискнул телефон, предупреждая о потере сигнала. Всего на один уровень ниже респектабельного фасада повсюду стали зловеще проступать первые признаки душевной болезни.

Когда-то здесь, скорее всего, располагался кабинет, однако сейчас стены буквально задыхались под обилием картин и фотографий, изображавших счастливую семью: еще один профессионально выполненный портрет, множество любительских снимков, карандашные наброски и рядом фотографии, с которых они были сделаны, – все в рамках и развешанные с болезненной тщательностью.

– Компьютер в углу, – сказал Блейк командиру группы, надеясь, что к тому моменту, когда он вновь поднимется на поверхность, все перечисленное им уже будет в микроавтобусе, – вон тот телефон… и эта фотография, – добавил он, выбирая снимок, казавшийся, судя по возрасту мальчиков, одним из последних: беззубые улыбки и одинаковые стрижки.

Они стали спускаться дальше. Под ногами скрипели ступени, с каждым шагом становилось все холоднее, в легких сгущался затхлый воздух. Блейку казалось, что они все глубже погружаются в подсознание Китона.

Вот здесь он спал.

У дальней стены стояла неразобранная походная койка, окруженная сооружением, которое нельзя было назвать иначе как алтарем. Ювелирные украшения, одежда, детские рисунки и игрушки были разложены в аккуратные кучки. На деревянном полу по периметру кровати стояли оплывшие свечи.

– О боже! – подпрыгнул Блейк, только сейчас заметив на стене за ними деревянное распятие: в запястьях и ступнях Христа торчали гвозди, кисти рук безвольно повисли, терновый венок глубоко вонзился в кожу головы – жестокий символ, ставший движущей силой злодеяний, совершенных в последние несколько недель.

Блейк нахмурился и с неохотой отошел на шаг к середине комнаты, чтобы прочесть явно сделанную пальцем надпись на стене по обе стороны от Сына Господня:

Фотографируя для рапорта стену, он споткнулся о подушку и чуть не упал.

– Двигаемся дальше? – нетерпеливо предложил он офицеру.

Пока они опасливо спускались по узкой лестнице, ведущей на самый нижний уровень, стало холоднее еще на пару градусов.

Они вошли в комнату и не успели сделать и двух шагов, как у Блейка замерло сердце.

Повсюду, где только можно, валялись книги, дневники и папки, кипы которых возвышались над полом на несколько футов, – годы работы, плоды одержимого разума.

У полицейских было меньше часа.

Двое оперативников уже разбирали завалы, обнаруженный ноутбук был упакован и готов к транспортировке.

– Здесь собраны практически все газетные статьи о деле Тряпичной куклы, – крикнул им с дальнего угла комнаты один из них, – на столе то, что нам на данный момент удалось отыскать по Алексею Грину. Этот чувак, в смысле Китон, по-видимому, помешался на нем – годами рыл на него информацию.