Я не стану пытаться повторить и истолковать потрясающе проницательный и зачастую трудно понимаемый анализ человеческого бытия, проведённый Кьеркегором. Вместо этого я хочу постараться резюмировать основную аргументацию, содержащуюся в его психологических работах, как можно яснее и точнее, чтобы читатель мог «в двух словах» представить то, к чему стремился Кьеркегор. Если я смогу добиться этого не слишком увлёкшись очарованием гениальности Кьеркегора, читатель должен быть поражён результатом. Структура понимания человека Кьеркегором почти в точности повторяет современную клиническую картину человека, которую мы обрисовали в первых четырех главах этой книги. Читатель сможет судить сам о том, насколько совпадают эти две картинки в основных моментах (хотя я и не представлю Кьеркегора в тонких деталях), почему сегодня мы в психологии сравниваем фигуру Кьеркегора с фигурой Фрейда и почему я и другие готовы называть Кьеркегора таким же великим исследователем состояния человека, как Фрейд. Дело в том, что, хотя он писал в 1840-х годах, он был действительно постфрейдистом, что отражает вечную сверхъестественность гения.
Краеугольным камнем взглядов Кьеркегора на человека является миф об Изгнании из Рая, отторжение Адама и Евы из Эдемского Сада. В этом мифе содержится, как мы видели, основное понимание психологии на все времена: что человек есть союз противоположностей, самосознания и физического тела. Человек возник из инстинктивных бездумных действий уровня низшего животного и пришёл к возможности размышлять о собственном существовании. Ему было дано осознание его индивидуальности и его полу-божественности в бытии, красота и уникальность личного лица и имени. В то же время ему было дано осознание всего ужаса мира и его собственной смертности и тленности. Этот парадокс - действительно постоянная вещь в человеке во все периоды истории и общества; таким образом, это истинная «сущность» человека, как сказал Фромм. Как мы увидели, ведущие современные психологи сами сделали этот парадокс центром своих размышлений. Но Кьеркегор к этому времени уже давно советовал им: «Дальше психология не способна ступить… и прежде всего она может в своих наблюдениях снова и снова указывать на человеческую жизнь».4
Падение в самосознание, выход из комфортного невежества в природе влекли за собой для человека значительную расплату: они вселяло в него страх или тревогу. Не найти такого ужаса в звере, говорит Кьеркегор, именно потому, что волей природы у животного нет духа.5 Ибо «дух» он считал «самостью» или символической внутренней идентичностью. У зверя такового попросту нет. Он невежественен, говорит Кьеркегор, следовательно, невинен; но человек - это «синтез душевного и телесного»6, и поэтому он испытывает крайнюю тревогу. Опять же, под «душевным» мы должны понимать «самосознание».
Если бы человек был зверем или ангелом, он бы не смог страшиться. [То есть, если бы он не обладал самосознанием или был полностью отличным от животного мира]. Но поскольку он является синтезом этих двух полюсов, он вынужден пребывать в страхе... человек по своей натуре сам создаёт страх.7
Тревога человека - назначение его явной амбивалентности и его полного бессилия в её преодолении, невозможности становления ангелом или животным. Он не может жить без всякой заботы о своей судьбе и не может взять контроль над этой судьбой и торжествовать над ней, находясь вне человеческого состояния:
Стать свободным от самого себя дух не может (т.е. самосознание не может просто взять и исчезнуть)... человек не может и погрузиться в растительное состояние (т.е. полностью превратиться в животное)... он не способен и ускользнуть от страха.8
Но настоящий центр страха находится не в самой двусмысленности амбивалентности - он есть результат
Всё понимание человеческой личности Кьеркегором состоит в том, что это структура, созданная для того, чтобы избегать восприятия «ужасное, гибель, уничтожение [которые] живут поблизости от каждого человека».9 Он понимал психологию так, как это сейчас делают современные психоаналитики: его задачей было выявить стратегии, которые человек использует, чтобы избежать тревоги. Какой стиль он использует, чтобы действовать в мире автоматически и некритически, и как этот стиль подрывает его истинный рост, свободу действий и выбора? Или говоря словами, близкими Кьеркегору: как человек порабощен собственной характерологической ложью о самом себе?
Кьеркегор описал эти линии поведения настолько блестяще, что это и сегодня выглядит сверхъестественным, и с знанием, которое подводит итог большинству психоаналитических теорий о личностной защите. В то время как сегодня мы говорим о «механизмах защиты», таких как подавление и отрицание, Кьеркегор говорил о тех же вещах в иных терминах: он ссылался на тот факт, что большинство людей живёт в «полумраке неведения» относительно своего положения,10 они находятся в состоянии «закрытости», в котором они блокируют своё восприятие реальности.11 Он понимал компульсивный характер, жесткость человека, которому пришлось создать сверхмощную защиту от тревоги, тяжелую броню личности, и описал его следующим образом:
Последователь самой суровой ортодоксии ... Ему всё это прекрасно известно, он преклоняет колени перед святыми, истина для него — это внутреннее понятие церемоний, он говорит о встрече перед престолом Божьим, и ему известно, сколько раз там нужно поклониться; ему известно всё — совсем как человеку, который может доказать математическую теорему, когда там стоят буквы АВС, но не тогда, когда их заменяют на DEF. Поэтому ему становится страшно, как только он слышит нечто, не являющееся буквальным повторением прежнего.12
Нет сомнения, что под «закрытостью» Кьеркегор имел в виду то, что мы сегодня называем подавлением; это закрытая личность, тот, кто огородил себя ещё в детстве, не испытал свои силы в действии, не был свободен, чтобы спокойно открывать себя и свой мир. Если ребёнок не обременён чрезмерной родительской опекой, блокирующей его действия, не слишком инфицирован тревогами родителей, он может развить менее монополизирующие защиты, может остаться подвижным и открытым по характеру. Он больше других готов испытать реальность с точки зрения своих собственных действий и экспериментов и меньше на основе делегированных полномочий и предвзятости или предубеждений. Кьеркегор понимал эту разницу, делая различие между «возвышенной» и «неправильной» закрытостью. Он развил этот вопрос, дав предписание, в духе Руссо, о воспитании детей с правильной личностной ориентацией:
Крайне важно, чтобы ребёнок был воспитан посредством такого представления о возвышенной закрытости и чтобы при этом его держали подальше от закрытости неправильной. Во внешнем плане нетрудно определить, когда наступает подходящий момент, чтобы позволить ребёнку обходиться одному ... Искусство состоит в том, чтобы постоянно присутствовать и всё же не присутствовать, так, чтобы ребёнок мог получить свободу развиваться самостоятельно, между тем как вы сами за этим постоянно наблюдаете. Искусство состоит в том, чтобы в высшей степени и на возможно более высоком уровне предоставить ребёнка самому себе, при этом придав своему кажущемуся отказу вмешиваться такой вид, чтобы суметь одновременно совершенно незаметно быть в курсе всего. ... И отец или воспитатель, который сделал все для вверенного ему ребёнка, но при этом не мешал ему становиться закрытым, всё равно принял на себя тем самым величайшую ответственность.13
Подобно Руссо и Дьюи, Кьеркегор предупреждает родителя о том, что следует позволить ребёнку заниматься собственным исследованием мира, развивать и основывать свои силы на собственном опыте. Он знает, что ребёнка нужно защищать от опасностей, и что настороженность родителя имеет жизненно важное значение, но он не хочет, чтобы родитель навязывал ребёнку свои собственные тревоги, останавливал его активность до того, как это станет абсолютно необходимо. Сегодня мы знаем, что такое воспитание само по себе даёт ребенку чувство уверенности в себе перед лицом опыта, которого у него не было бы, если бы он был под чрезмерным контролем: это даёт ему чувство «внутреннего стержня». И именно эта уверенность в себе и внутренний стержень позволяют ребенку развить «возвышенную» закрытость: то есть это контролируемая собственным эго и самоуверенная оценка мира личностью, которая легче открывается опыту. С другой стороны, «неправильная» закрытость - это результат слишком большого количества блокировок, слишком большой тревоги, чрезмерных усилий при противостоянии внешнему опыту организмом, который был перегружен и ослаблен в своих собственных средствах управления: таким образом, это подразумевает больше автоматического подавления по существу закрытой личностью. Итак, для Кьеркегора «добро» - это открытость к новым возможностям и выбору, способность противостоять тревоге; закрытость - это зло, которое отворачивает человека от новизны и более широкого восприятия и переживаний; закрытость отрезает возможность откровения, навешивает вуаль между человеком и его положением в мире.14 В идеале этой вуали не должно быть совсем, но для закрытой личности она непроницаема.
Легко заметить, что закрытость - это именно то, что мы назвали «обманом личности», и Кьеркегор имеет в виду то же самое:
Нетрудно заметить, что закрытость ео ipso означает ложь, или, если угодно, неправду. Однако неправда — это как раз несвобода… гибкость свободы поглощается на службе у закрытости… Закрытое представляло собою воздействие негативного отношения индивидуальности к самой себе ..15
Это совершенно современное психоаналитическое описание издержек, которые влечёт за собой инструмент подавления для личности в целом. Я опускаю более детальный и проницательный анализ работы Кьеркегора о том, как личность внутри человека становится фрагментированной вследствие подавления, как реальное восприятие реальности обитает под этой поверхностью - рукой подать, готовая прорваться через подавление, как это подавление оставляет человека на первый взгляд неповреждённым, функционирующим как нечто целостное в непрерывности - и как эта непрерывность разрушается, как личность остаётся во власти этого разрыва, выраженного подавлением.16 Для современного клинически подготовленного ума такой анализ должен быть поистине изумительным.
Кьеркегор понимал, что личностная ложь выстраивается ввиду необходимости ребёнка приспособиться к миру, к родителям и к своим собственным экзистенциальным дилеммам. Она выстраивается до того, как у ребёнка появится возможность узнать себя самого открыто и свободно, и, таким образом, личностная защита автоматическая и бессознательная. Проблема в том, что ребёнок становится зависимым от них и оказывается заключённым в оболочку своей собственной личностной брони, неспособным свободно взглянуть за пределы своей собственной тюрьмы или в глубь самого себя, понять те средства защиты, которые он использует, то, что определяет его несвободу.17 Лучшее, на что ребёнок может надеяться - это что его закрытость не будет «неправильной» или слишком масштабной, когда его личность окажется слишком напугана миром, чтобы быть в состоянии открыться всем перспективам опыта. Но это во многом зависит от родителей, от случайностей окружающей среды, как знал Кьеркегор. У большинства людей есть родители, которые «приняли на себя величайшую ответственность», и поэтому они вынуждены отгородиться от такой возможности.