Сквозь верхушки берез мне видны очертания вершин гор, я иду к ним. Тропа долго не попадается, приходится перелезать лесоповал, раздирать руками сцепление ветвей, путаться ногами в густой, высокой траве. Только у подножия горы мне посчастливилось выйти на тропу. Ближайший пикет показал, что я нахожусь от Темги в шести километрах. Я решил туда сходить, чтобы окончательно убедиться, что я на той самой нужной тропе.
Мимо меня бесшумно, как тень, мелькнул кобчик; то там, то здесь из-под ног вылетали маленькие птички и садились тут же, нисколько не боясь меня. Тропа шла у подножия гор. Иногда обходила особенно густо заросшее место, потом снова припадала к подножию. Несмотря на солнечный день, тайга была мрачна. Редко-редко где проскользнет луч, но если уж проскользнул, то какими красивыми тогда становятся листва, деревья и просвечивающее небо.
Пока не думаешь о страхе, не страшно, но стоит только представить медвежью морду, выглядывающую из кустов, как по спине бежит холодок. Особенно неприятно становится, когда тропа неожиданно исчезает. Вот была, и сейчас уже нет. Напрасно ищет ее взгляд, — видимо, заросла, и искать ее нужно не тут, а дальше. То насвистывая, то напевая, то декламируя, я шел по тропе и незаметно достиг начала ее, у реки Темги. Глухой ее рокот был слышен уже за полкилометра. Темга, как и все речонки этого края, была неглубокая, но дьявольски быстрая и каменистая. Все ее дно покрыто выступающими поверх воды большими валунами. Вода с силой бросается на них, вздымается и, обегая, обдает брызгами. Я спустился к берегу и направился к устью. До него было недалеко. Но пройти было невозможно из-за тальниковых зарослей. Тогда я повернул обратно к тропе и пошел береговыми кустарниками. Из травы с сильным шумом поднялся рябчик и сел невдалеке от меня, забавно посматривая на мои манипуляции с ружьем. Выстрел, и он падает вниз.
Вышел на какую-то тропу. И по бокам и впереди березовый лес. Роща. Все дерева́ в белом, как в ночных рубахах. Некоторые березы согнуты наподобие арок, достают верхушками землю. Их согнул своей тяжестью зимний снег, — и не разогнулись. На одной из таких арок сидел рябчик. Но пока я снимал ружье, он слетел на землю и, как я ни старался оттуда его выгнать, не поднялся. Зато вскоре выпорхнул целый выводок. Я выстрелил. Все скрылись в зарослях, а один перелетел на дерево. И, к моему удивлению, стал пыжиться, вздрагивать, хорохориться и неожиданно свалился на землю.
Тропа привела к охотничьим складам — бревенчатые срубы, поставленные на высокие сваи. Тут она прекратила свое существование. Но она уже не была нужна. Неподалеку был наш лагерь.
Убитые рябчики привели Леманова в восторг.
— Вы говорили — мяса нет, — сказал он Мозгалевскому, — а вот на ужин рябчики!
За ужином только и разговоров было о том, как хорошо пойти в лес и подстрелить на жаркое.
— Это как Иисус Христос накормил пять тысяч человек пятью хлебами. Что он накормил — верно, но чтобы они были сыты, не верю, так и тут, — ехидничает Неокесарийский.
Хотя и маловато было рябчиков, всё же все были довольны, и Мозгалевский даже разрешил мне идти на трассу первым, чтобы «подстрелить еще рябчишек», как он выразился.
К ночи пошел опять дождь и с ним холод.
Допоздна Н. А. (Мозгалевский) сидел с Лемановым, распределяя рабочих путейцам и геологам. Мне достались три молодых парня и «старенький» мой знакомый — Перваков.
Первой задачей было отправить вниз три лодки с Сосниным. Ни одного из парней послать нельзя. Откажутся. Расчетом не пригрозишь, а отправить нужно. Николай Александрович решил освободиться от лентяев. Их набралось девять человек. Уже в пути они себя «хорошо» проявили. Это Бацилла, Иванов, Сережка, Юрок, Певец и другие, им подобные. Когда им объявили об отправке, они в один голос заявили: «Не вернемся!» Нам только этого и нужно было. Но Н. А. стал убеждать их: «Нам нужны продукты». — «Подохнем в тайге с голоду, а не поедем! А если поедем, так не вернемся!» — орали Бацилла и Юрок.
— Я больной, — заявил Иванов, длинный рябой парень.
— Вот и отлично, нам больные не нужны, поедешь лечиться, — ответил Н. А.
В последние минуты перед отъездом они совсем распустились.
— Пропади пропадом вся ваша экспедиция, сгори она! — И вслед за этим жуткая брань.
«А эвон, эвон, а догоните, а эвон, эвон, а побежал!» — запел диким голосом Иванов, и вслед за этим опять отборнейшая ругань.
Соснин махнул рукой, и лодки отчалили. Их быстро понесло по течению.