Артем начал сдавать, я удивлялась, как это не случилось раньше, – я, проходившая практику в лечебнице при медицинском факультете, примерно представляла, к чему приводит длительное и систематическое недоедание и отсутствие витаминов. Сначала Артем замедлил шаг и приотстал, и я тоже незаметно снизила шаг, затем у Артема сбилось дыхание, он стал дышать туго и с хрипом, а я все старалась не оглянуться, мне не хотелось его смущать. И все закончилось так, как и должно было закончиться, – Артем упал. Нет, он не потерял сознание, просто упал лицом в землю, почти сразу попробовал подняться, но тут уж я схватила его за рюкзак и оттащила к ближайшему дереву, а он все пытался и пытался, пришлось на него прикрикнуть, чтобы он не дергался. Артему было, кажется, стыдно – он старался не смотреть в мою сторону, думал, что я его жалею. Но я его не жалела, я не видела ничего зазорного в такой слабости, напротив, я восхищалась его выносливостью. Для таких случаев имелся критический пакет – я сняла с плеча сумку с необходимыми вещами, достала из нее банку с шоколадом; вытащила две порционных плитки, примерно полтысячи килокалорий.

– Это что? – спросил он. – Гематоген?

– Жуй, – велела я. – Это лекарство. Прочищает мозги. Лучшее средство из личных запасов Его Императорского Величества. Выдается подводникам, экипажам миноносцев и паладинам гвардии.

Реакция на шоколад оказалась… странной. Я не ожидала, что так получится, – Артем откусил от плитки, как от горбушки, и принялся жевать с невозмутимым видом, точно он ел не шоколад, а хлеб, приготовленный из грубой овсяной муки. А потом заснул.

Вот так взял и заснул. Я испугалась, что он упал в обморок от перенапряжения, но он просто заснул, сидя у дерева, то есть сначала сидя, а потом, съехав затылком по коре, улегся на мох. Я не решилась его будить, и сон Артема продолжался и продолжался, он улыбался внутри этого сна и, кажется, был счастлив. Весьма странно – я никогда не встречала подобных последствий; не оставалось ничего, кроме как сесть рядом, смотреть и ждать.

Артем проспал два с половиной часа, за это время я успела подумать о разном, в основном о будущем. Это моя работа – думать о будущем, полевая футурология. «Конфликт как регулятор опережающего развития» – моя работа, и основные вопросы в ней посвящены столкновению, периодически возникающему между будущим и настоящим. Здесь нет никакой метафизики, но механизм взаимодействия достаточно сложный и неочевидный. На первый взгляд может предполагаться присутствие некоего фактора, лежащего вне причинно-следственных связей и физических законов. Когда технологическое развитие человечества начинает значительно опережать развитие нравственное, возникает некая волна – синергия, резонанс между негативными эффектами в экономике, общественными ожиданиями и обострением социальных конфликтов, этический тупик, явление, неизбежно заканчивающееся планетарной катастрофой. Профессор Ода сравнивает это с деревом, которое сбрасывает лишние листья, чтобы не погибнуть в морозы, волна, отразившись от неприступных бастионов грядущего, смывает с поля истории все лишнее, всё, что может помешать реализации этого будущего. Будущее, чтобы состояться, должно отрицать прошлое. То есть настоящее для нас. И задача практикующего футуролога – определить векторы вторжения грядущего, противостоять им и направлять в нужную сторону. По мере сил.

Это звучит несколько лирически, однако работы профессора доказали, что будущее способно воздействовать на прошлое, хотя бы в силу того, что в настоящем глубоко укоренены ростки этого будущего. Собственно, идея посетить Сахалин возникла в ходе обсуждения с профессором проблемы футурошока второго порядка; профессор полагал, что Империя, допуская существование префектуры Карафуто и нечеловеческих порядков, царящих в ней, входит в определенный этический резонанс, и новый конфликт с будущим неизбежен. И если предыдущее столкновение уничтожило весь мир, то новое столкновение может окончательно отбросить остатки человечества в каменный век.

Разумеется, Сахалин не являлся решающим фактором в приближающемся столкновении, однако, по мнению Ода, он мог вполне стать катализатором катастрофы. Поскольку сам профессор пребывал уже в преклонных годах, страдал диабетом и ревматизмом и посетить Сахалин никак не мог, вызвалась я. Кроме того, у меня имелись и личные причины – по неким данным, на Сахалине до сих пор находилось несколько русских семей, и я рассчитывала с ними встретиться; будучи русской по материнской линии, я никогда не видела других русских и русскую речь слышала лишь от матери и от бабушки. Я не испытывала глубоких этнических чувств, интерес у меня скорее исследовательский и этнографический, на территории островной Японии, если доверять последней переписи, русских не проживало.

Перед началом Войны с территории Сибири начался массовый исход населения в Приморье; российские территории стремительно пустели, Китай последовательно реализовывал в отношении северного соседа «путь воды» – проникновение китайского элемента во все, пусть даже незначительные, сферы жизни.

Потом была Корея и «путь огня».

Вопреки прогнозам, активная стадия ядерной войны оказалась отнюдь не скоротечной; я читала довоенную аналитику – специалисты всех сторон, впоследствии участвовавших в конфликте, предрекали, что интенсивный обмен ракетными ударами ограничится максимум тремя сутками; но получилось иначе. Историки Императорского университета утверждают, что «горячая» фаза продолжалась месяц; целый месяц крупные и не очень ядерные державы с азартом перебрасывались боеголовками, по истечении же месяца, когда на месте малых и сильных мира сего раскинулись горячие радиоактивные пустые земли, Война перешла в «ползучую» стадию. Еще не были уничтожены батареи, базировавшиеся на подводных лодках, еще пересекали океаны недобитые крейсеры, и кое-где на пылающих просторах Евразии еще ползли по проселочным дорогам мобильные стартовые комплексы. Стрельба продолжалась. И лишь спустя два полных месяца после первого пуска на Корейский полуостров упала последняя ракета. Видимо, именно в этот момент на поверхность вырвался МОБ.

До сих пор не удалось установить, чьей именно разработкой было мобильное бешенство. Генетики Императорской академии наук пришли к выводу, что МОБ не возник по естественным причинам, это не мутация ранее известного вируса, но явный продукт боевой генной инженерии.

МОБ стремительно распространялся по территории Хабаровского края, скопившееся там китайское и корейское население бежало на Сахалин, где вскоре открылись чудовищные этнические чистки – китайцы и корейцы, значительно превосходившие русских в численности, устроили геноцид, в ходе которого удалось уцелеть очень и очень немногим.

Именно тогда Япония ввела режим изоляции и впервые за более чем столетнюю историю применила наступательное вооружение; к этому времени глобальные игроки успели уничтожить друг друга, своих соседей и союзников, и Япония оказалась единственной индустриальной страной, которой удалось выстоять в Третьей мировой. Командование сил самообороны объявило Реставрацию, Япония провозгласила себя Империей и взяла под протекторат фактически весь бассейн Тихого океана; на Сахалин и Курильские острова ввели части сформированной Императорской гвардии, которые с помощью беспрецедентных и кровавых мер усмирили китайское и корейское беснование и вознесли Императорский штандарт над Карафуто и Северными Территориями. МОБ остановили массированным применением химического оружия. На момент введения на землях Сахалина Имперской администрации русское население острова составляло порядка четырех десятков человек.

Проснувшись, Артем ничего не сказал, он поднялся на ноги и как ни в чем не бывало предложил продолжить путь. Я не стала спорить. Мы прошли порядка трех километров, и я сделала вид, что устала, и объявила привал. Небольшая поляна, похожая на альпийский луг – я видела такие в старых книгах: зеленые, светлые, с цветами и снежными пиками вдали; здесь было почти то же самое, но без снега: холмы, немного цветов, трава. Тихое, очень красивое место, пожалуй, я никогда не видела столь красивого места. Разве что только птицы не поют. Мы разбили лагерь недалеко от воды – я расставила палатки, а Артем сходил за дровами. Потом спустились к воде.

Вода в Белом ручье теплая; сначала я не поверила Артему, но потом опустила руку и убедилась, что это действительно так. Мы двинулись вверх по течению и скоро наткнулись на родник. Судя по всему, это был новый родник, крошечный и открывшийся недавно, может, вот-вот. Артем сказал, что это к счастью – увидеть молодой родник, во всяком случае, раньше это точно считалось хорошим знаком.

Я погрузила в воду тест-пробирку, выяснилось, что вода пригодна для питья. Мы выпили по три кружки и набрали для чая. Артем разжег костер и поставил котелок на камни. Он притащил много разных камней и теперь сидел у огня, разглядывая булыжники и периодически поглядывая на небо, точно сверяясь со звездными направлениями. Когда вода закипела, он высыпал в нее сушеную траву из кисета.

Странно, но есть не хотелось, только пить – я то и дело наполняла кружку и пила травяной чай, глядя, как Артем складывает камни в вертикальные пирамидки. То есть это были и не пирамидки вовсе – Артем ловко ставил камень на камень, и постепенно перед ним вырастала башня. Я сначала не могла понять, как так получается – башни поднимались к небу под невозможными углами, удерживая вертикаль… Непонятно как удерживая. Вероятно, у Артема присутствовало абсолютное чувство равновесия – иначе построить такую башню вряд ли бы получилось. Артем же обходился со своими сооружениями вольно: он вынимал камни из основания и пристраивал их в середину, отклонял в сторону, раздваивал и снова сводил в одну высь, и башни не падали. Каирны – так они назывались, если память мне не изменяет.

Кажется, я восхищенно вздохнула, во всяком случае, Артем смутился и толкнул свой вавилон пальцем, сооружение качнулось, сила, удерживающая его, отступила, и столб рассыпался.

Я отправилась спать в палатку. Артем сторожил. Просыпаясь, я видела его, сидящего у огня с багром на коленях.