Я поглядела на Артема с удивлением.

– Ну да, – сказал он. – Уже трех подобрал.

– Как?

Артем стал объяснять. Что он подобрал троих доходяг и выходил, и теперь они живут под горой, а он иногда их подкармливает, оставляет еду возле дома, а они за ней приходят. Помогают ему иногда, ищут на пляже мертвецов. Уроды. Он так их называл – уроды, но звучало это у него необидно, по-другому как-то, уроды и есть уроды.

– А здесь уродов кормить не принято, – пояснил Артем. – Здесь здоровых кормят, чтобы после отправить в Японию. Но условно здоровые нечасто рождаются, обычно с дефектом каким. И тогда его сразу не выбрасывают, а немного придерживают. Сильно не кормят, так… так, чтобы ноги с голоду не протянул, но и чтобы не жирел. Им даже имен не дают, так они и живут безымянные под порогом. А как какой ребенок более-менее нормальный рождается и на ноги встает, этого безымянного из дома выгоняют. Большинство, конечно, погибает. От морозов, от нереста – грязной рыбой объедаются, от воды, да мало ли от чего, выживают единицы. Они бродят по острову и умирают дальше, ну, или их кто-то подбирает, циркачи обычно…

– Тут есть циркачи? – удивилась я.

– Тут много чего есть, – ответил Артем. – Циркачи, художники, предсказатели погоды, продавцы лунных кратеров, китайские костоправы, фотографы, картографы, библиографы, но гораздо больше тут нет. Нет рыбы, нет птиц, нет жратвы, нет чистой воды, нет салфеток, нет аспирина, нет табуреток, нет бумаги, нет газет, нет бензина, нет лопат, нет матрасов…

Я посмотрела на него, и Артем вернулся, замолчал и улыбнулся смущенно и немного обиженно, а я услышала крик. Человеческий.

– Пришли, кажется. – Артем аккуратно сбросил с плеч поклажу и пристроил ее за камнем.

– Это что? – спросила я.

Артем положил на локоть багор.

Закричали опять. С болью. С яркой болью, и тут же крик захлебнулся, оборвался громким бульканьем. Недалеко.

Артем наклонился и стал быстро затягивать шнурки на ботинках.

– Я с тобой пойду, – твердо сказала я.

Артем хотел поспорить, но тут закричали снова, кто-то бежал по тропе, совсем близко, метрах в ста, Артем толкнул меня в кусты и сам нырнул следом. Через минуту на тропе показалась женщина, наряженная в непонятную одежду, составленную из широких кожаных штанов и длинной кожаной рубахи; она бежала. То есть не бежала, конечно, бежать она не могла из-за сильной хромоты на левую ногу, просто быстро шагала. Женщина все время оглядывалась, из-за этого она и запнулась за корень, и упала недалеко от нас. Я дернулась к ней, но Артем удержал, схватив за плечо.

Показался мужчина. Он быстро приблизился к женщине, схватил ее за волосы и ударил лицом о камни, даже с расстояния я увидела, как брызнула кровь. После этого мужчина засмеялся и достал нож; он снова схватил женщину за волосы и задрал ее голову с явным намерением перерезать горло.

Каторжный. Под серым брезентовым плащом явно проступила тюремная роба с яркими поперечными оранжевыми полосками, делавшая каторжных тюрьмы «Три брата» похожими на тигров.

Кажется, я вскрикнула. Мужчина тут же повернулся в нашу сторону и стал смотреть пристально и зло; и тут же Артем сделал резкое и одновременно короткое движение правой рукой. Я не увидела, как он полетел.

Багор с мясным хрустом воткнулся в грудь мужчине. Сила броска была такова, что каторжника отбросило в сторону. Женщина снова упала. Мы с Артемом поспешили к ней, но она не стала дожидаться, поднявшись, она, всхлипывая и растирая по лицу кровь, похромала дальше по тропе.

Каторжный был мертв. Багор пробил его грудную клетку и, судя по неестественному положению тела, сломал позвоночник. Артем наступил на каторжного ногой, выдернул багор и столкнул тело в траву по другую сторону тропы. Сделал он это умело, привычным движением, но с явной брезгливостью, вытерев потом подошву сапога о траву.