— Еще раз отвечаю — не выйду. Только на этот раз вам не нужно выдумывать, за что меня посадить, у вас есть все основания меня посадить туда, где я нахожусь сейчас. А зачем мне выходить оттуда, где я завтра буду снова?
Дежурный увидел мое настроение, но все его попытки уговорить меня выйти из карцера были безуспешны. Он отправился докладывать своему руководству о сложившейся ситуации. Ну, а я уже настроился сидеть до бесконечности, насколько меня хватит. Только так можно было переубедить администрацию в том, что их методы давления карцерами результата никакого не даст.
Снова двери моего карцера открылись, наверное, сказали дежурному силой меня вытягивать из карцера. Потому что, судя по шагам, к дверям подошло человека четыре или пять.
Но когда открылась дверь, то я увидел стоящего генерал-майора с руководством Лукьяновского СИЗО.
— О-о-о, а здесь кто у нас сидит?
— Злостный нарушитель режима содержания, — кто-то доложил ему из его подчиненных.
— А почему режим содержания нарушаем? — глядя на меня, спросил он.
— Ну, нарушителем я стал благодаря вашим помощникам. На самом деле я сижу постоянно по сфабрикованным нарушениям за то, что пишу свои обращения о пытках в АИК-25. И вот карцерами мне кто-то пытается заткнуть рот.
— Ну, у нас такого не бывает, чтобы кто-то вам фабриковал нарушения, если вы сами невиновны.
— Гражданин генерал-майор, вы же уверены в том, что вы есть в звании генерал-майор?
— Ну, конечно, уверен.
— Точно так и я уверен в том, что сказал, и меня не переубедить!
— Ну если вы уверены в своей невиновности, то вы же можете обжаловать любое решение администрации в органах прокуратуры?
— Я хорошо знаю, где могу обжаловать ваши действия, и уже пытался это делать. Но судя по ответам те, к кому я обращаюсь за помощью, конкретно и причастны к моим водворениям в карцер.
— Ну а сейчас почему вы отказываетесь выходить из карцера, вы же понимаете, что вы нарушаете требования администрации, а значит, будете снова наказаны?
— Конечно, я понимаю, что буду наказан, только на этот раз действительно за нарушения. А тем более я так думаю, что кто-то испытывает удовольствие от того, что я здесь нахожусь. Только мне бы очень хотелось, чтобы вы передали мои слова тому, кто стоит за всем этим, что я вообще-то привык сидеть в карцере, помещении камерного типа (ПКТ) так: в этом году сел — в следующем вышел. И тем более, если у меня хоть один день там прошел без избиения, то я уже начинал воспринимать, что это ненормально. А здесь что: утром матрац отнес, вечером принес. Ну, есть маленькие неудобства: голод, сырость, пол бетонный, но я все это воспринимаю как роскошь, потому что мои представления сложились еще задолго до здешнего карцера.
— Ну, ты понимаешь, все равно тебе этого не изменить. Находясь в карцере, ты пытаешься остановить целую машину, которая называется «система». Вот такой результат, сидя в карцере — это максимум чего ты только добьешься. А в карцере здоровья не добавляется, а все наоборот, — и прозвучало опять, — ты что, Дон Кихот?
— Я понимаю, что в нынешнее время человечность воспринимается как дурость. Лучше украсть изо рта детей, чем им найти и дать. Это касается ваших подчиненных, которые, надеюсь, вам хоть не солгут. А что касается системы, то сила ее распространяется на таких, как вы. А что касается меня, то ее силы, мощности недостаточно, чтобы изменить мое мнение. Я не говорю, что мое мнение изменит их, но ваша система не сильнее меня самого. Я лучше буду здесь сидеть, мерзнуть, нежели угождая вам, стать таким, как вы. А что касается карцеров, которые забирают мое здоровье, ну, для меня это намного лучше, чем потом при здоровье о прожитых годах жалеть. А кто из нас прав или неправ, только время нас рассудит, а пока вы — генерал, а я — заключенный, сидящий в карцере.
Глаза генерала всматривались в меня изучающе, его волосы на голове уже были седыми, а люди в таком возрасте уже больше начинают задумываться о жизни после смерти, где уже нет ни должности, ни звания. И то, что он сейчас называет дуростью с моей стороны, он же сам хорошо знает, что эта дурость прописана в Библии, что и делает меня морально выше его самого. Генерал ушел, ничего не ответил, и это мне дало повод почувствовать хоть маленькую, но победу.
Так я переночевал еще одну очередную ночь в карцере, и на следующий день ко мне пришел дежурный и сказал, что ему приказали — пока не выведет меня из карцера, он домой не уйдет, будет сидеть возле моей двери, пока я не выйду.