Я лично считаю, что та информация, представленная мной, должна была вызвать абсолютно отдельное внимание. Пытки в АИК-25, которые мной описывались, имеют огромный масштаб, и такие масштабы беспредела просто не могут быть неизвестны руководству страны потому, что учреждение АИК-25 принадлежит государству. Где назначаются им же начальник учреждения, начальник управления. А это значит, что эти лица выполняют ту работу, которую им диктует правительство, и пытки все, происходящие в АИК-25 — это государственная программа. Ну, конечно, это громкие слова, и возникает ряд вопросов, которые, конечно, заслуживают ответов. Например, какая выгода самому государству иметь такое учреждение, давайте я просто поразмышляю вслух, а вы уже сами себе ответите, совмещаются ли мои мысли с действительностью!
Что требует Европейский Союз от Украины при подписании ряда договоров, конвенций и прочих соглашений? Прежде всего, соблюдать все обязательства, подписанные Украиной и ЕС. Одним из таких обязательств есть соблюдение прав человека, в том числе условия содержания под стражей. Естественно, содержание под стражей — это не главное в договорах, но тем не менее это имеет значение для ЕС. Ведь, выполняя все пункты договоров, Украина открывает все новые и новые возможности, а это — международная помощь, кредиты, получение доступа к европейским рынкам и т. д.
И вот у кого-то из представителей государственной власти появилась замечательная мысль: зачем тратить деньги на бытовые условия исправительных учреждений, можно просто создать невыносимые условия содержания для осужденных и потом делать послабления тем, чьи родные привозят строительные материалы в учреждение, отдают деньги в фонд колонии. А тех осужденных, у которых нет возможности пополнять казну за счет родных, можно использовать как рабсилу на производстве. Где они работают по 18–20 часов бесплатно. Вот уже и появилось учреждение, которое можно показать Европе, и судя по количеству лиц, посещающих АИК-25 из Евросоюза, проект удался. И такой проект полностью устраивает любую власть независимо от цвета. Танк так и остался танком, лишь экипаж поменялся, но само значение машины осталось прежнее — убивать.
Конечно, вы скажете, что можно куда-то написать, обратиться, но напоминаю вам, что сейчас я уже разговариваю с представителем Организации Объединенных Наций по правам человека Аланом Скурбатым, от которого после всего им прочитанного я услышал, что он не имеет права вмешиваться до тех пор, пока я не исчерпаю все внутригосударственные инстанции. Но если я их даже исчерпаю, то в моих руках могут быть лишь те ответы, которые лишь опровергают мои слова, а не доказывают. А фактических доказательств преступле-ний, содеянных в АИК-25, я просто не могу иметь на руках. У меня нет на это ни малейших полномочий, чтобы я имел возможность беспрепятственно попасть к заключенным и снимать показания. У меня уже на тот момент не было денег на дорогу, чтобы ездить по офисам, приходилось уже все делать за счет свих друзей. Напрашивается вопрос: что вообще кроме слов я могу предоставить ему?
Но, слава Богу, Алан Скурбатый оказался человеком, который жил по закону, но поступал по справедливости. Он сам хорошо осознавал, в каком положении я оказался, и предложил свою помощь в предоставлении возможности встретиться с представителем Государственного Департамента Украины по исполнению наказаний, а именно Наталией Григорьевной Калаш-ник. Я, конечно же, сразу отказался от встречи с ней, мотивируя свой отказ тем, что у меня уже имеются ответы от центрально аппарата Департамента, и там никто не станет расследовать свои же преступления в АИК-25: разве можно винить пса, который, выполняя команду «фас», покусал человека, виновен тот, кто дал команду. А на данный момент еще неизвестно, какого уровня человек дал команду «фас», и если брать во внимание, что практически все инстанции однозначно ответили, что нарушения в АИК-25 не установлены, то мне остается лишь догадываться, на каком уровне прозвучала команда «фас».
— Убедительно, — ответил Скурбатый. — Тогда давайте я вас познакомлю с хорошим правозащитником Украины Евгением Захаровым, лично у меня он вызывает доверие, и я бы ему на вашем месте доверял. Конечно возразить я не мог ему, говорить о том, чего сам не знаешь, просто будет некрасиво с моей стороны.
— Вы позволите мне ваш номер телефона ему оставить?
— Конечно, — согласился я.
На этом мы с ним и попрощались. Правда, у меня закрались огромные сомнения касательно месторасположения Харьковской правозащитной группы — г. Харьков. Этот город в моем представлении очень специфический, и это, конечно, связано с хорошо отлаженными схемами сокрытия преступлений со стороны государственных учреждений.
Учреждение Алексеевская ИК-25 находится на территории Харькова. Но на территории Харьковской обл. находится помимо двадцать пятой еще много учреждений: ИК-43, ИК-100, ИК-54 (женская), ИК-12, ИК-18, ИК-117, Куряжская воспитательная колония (для малолеток) и другие. В большинстве из этих учреждений нарушаются права человека. Осужденные, отбывающие наказание в других регионах, говорят о харьковских учреждениях как об империи беспредела. Самой тяжелой колонией для малолеток считается Куряжская. ИК-25, ИК-100, ИК-43 — не для кого не было секретом, что в этих учреждениях происходят пытки. Но и ИК-12, ИК-18, ИК-117 — учреждения, где осужденные предпочитают не отбывать наказание, и на это, естественно, есть причины. Теперь напрашивается вопрос, ведь кто-то же это покрывает? Я помню один случай, когда осужденный, находящийся в АИК-25, работал на промышленной зоне с металлорезом «Болгарка», где разорвался диск. Осколок от разорвавшегося диска с огромной силой вонзился ему в глаз, в результате чего глаз выбило. Конечно, подобные случаи требуют немедленной госпитализации в больницу, где есть соответствующие специалисты, и такие специалисты есть только на вольной больнице, куда и вывозят.
Мне потом удалось пообщаться с этим осужденным и досконально изучить все то, что было с ним. Да, конечно, ему сделали операцию, вставили протез глаза, но потом первый зам. начальника колонии Андрейко Б. Е. посетил его в больнице и начал расспрашивать его во всех подробностях о случившемся. Естественно, он рассказал все как было. Но потом услышал, что ему нужно сказать: работал в одну смену и, нарушил технику безопасности, поэтому произошел несчастный случай. Это он должен рассказать прокуратуре. Так и произошло в дальнейшем, встретившись с прокурором, он все рассказал, как ему сказал Андренко.
Но вот его рассказ. «На самом деле был срочный заказ, и я работал практически двое суток и просто заснул. Потом молния в глазах — и вот тебе глаза нет. Ну, а сам знаешь — скажешь, как есть, то что будет потом, мне еще сидеть здесь же, и к тому же это местная прокуратура, которая всего лишь формальность. Ты что, думаешь, они не знают, что здесь сутками пашут на промзоне, что здесь клепают, унижают? Если бы они этого не знали, то поверь, здесь бы взятки брала администрация. Ты слышал хоть раз, чтобы здесь хоть раз кто-то дал взятку? Нет, потому что на это разрешения нет, и если об этом узнают хоть краем уха, то будут жить здесь в колонии СБУ, прокуратура, но то, что здесь бьют — это не новость, потому что это все дозволено, и если такие сигналы доходят к ним о пытках, то в этом случае уже никто не думает о раскрытии преступления. А как оформить материалы так, что все расследование прошло и доказательств не обнаружено? Ну, давай, к примеру, представим, что я все взял и рассказал прокуратуре о том, что я двое суток не спал и заснул с «Болгаркой» в руках. Конечно, зафиксировали бы, все записали, но найдутся «нужные» осужденные, которые дадут показания, что ты работал по восемь часов, что ты нарушил технику безопасности. А это значит, что уже появится то количество показаний, что твои одни уже не будут играть никакой роли, а что потом? Так вот тебе и оно, лучше глаз потерять, чем потом потерять еще здоровье.»
Таких историй приходилось слышать очень много, и такие истории для меня лишь очередной раз подтверждают, что все вокруг заодно, и в Харькове тем более. А Евгений Захаров и его правозащитная группа находились в г. Харькове, и это меня как-то настораживало. Но есть вещи необъяснимые в жизни, те, которые словами и логикой не объяснить. Обычно мы рассчитываем на то, что нас часто разочаровывает, а помощь проходит оттуда, откуда не ждешь.
Простившись с Аланом Скурбатым, честно признаюсь, я уже не ждал телефонного звонка. Ну, позвонит Захарову, расскажет ему о том, что он прекрасно знает, ну и согласно внутреннему расписанию нашего законодательства будет так, как было.
Но на следующий день зазвонил мой телефон — это был звонок от Евгения Захарова.
— Здравствуйте, Павел, мне позвонил Алан Скурба-тый, вы обращались к нему за помощью.
— Да, конечно обращался.
— Вы где сейчас находитесь? — спросил он меня.
— В Киеве!
— Я думаю, что завтра буду в Киеве, и мы сможем встретиться с вами в условленном месте.