— Спасибо. Я… Мне… Я тоже привязался к тебе — ты отличная жена… — чувствуя, что говорит не то, и противный комок встаёт в горле, он взглянул прямо в заплаканные глаза, и приблизился — благо, на пляже были только женщины, и располагались все они далеко. Теперь он перешёл на шепот:
— Я сегодня там, в глубине — видел
Словом, я рассказал обо всём Вождю и Шаману… Шаман помнит запретные Легенды, а вот Вождь… С ним труднее. Он — в ответе за всё Племя. И, боюсь, меня — приговорят! Как клеветника, вруна, отступника… Словом, за кощунство.
Лайя схватилась руками за рот — удержать крик отчаяния. Но её глаза всё и так сказали Гару! Хоть один человек — не считая Шамана! — верит в него. И переживает за него.
— Ладно, думай над моими словами, и помалкивай, — он кивком указал на заклятых подруг с интересом пялившихся на них, — А мне приказано продолжать Рыбалку.
Ныряя, он оглянулся. Лайя всё ещё стояла у кромки воды, и прикрывала рот ладошками…
Под водой Гар как-то пришёл в себя. Хлебнул водички, потряс гривой волос — выгнать пузырьки воздуха. Посмотрел, как они поднимаются к поверхности…
Вот и конец его старому Миру. Во-всяком случае, для него!
Вопрос только — надолго ли он сам останется в живых! Нарушителей Заветов съедали и не за такое!..
Перевернувшись головой вниз, он поплыл вдоль корневищ и пазух — Рыбачить.
Ему везло: вскоре ещё два крупных омуля оказались в корзине Лайи.
Когда он убивал их, привычно отрубая голову, и она перекладывала скользкие тела в корзину, они с женой смотрели друг другу в глаза. Но ничего не говорили. Всё было понятно и так.
В полдень Вождь велел дать сигнал рындой — Рыбалку прекратили. Традиции и Заветы Кодекса свято соблюдались и здесь, на чужом и крохотном Островке. Ну правильно: если повыбить всю рыбу дочиста, она может и никогда больше не поселиться в таких удобных плавучих джунглях.
Женщины понесли корзины с последней добычей на Площадку, где старухи и молодые девочки уже вовсю разделывали добытых рыб, Гар пошёл сразу в их шалаш. Нужно ждать вечера. Раньше Площадку от обильного улова не освободят. А других удобных и ровных мест для таких работ на Острове нет.
Лайя задержалась на Площадке. Но когда пришла, казалась ещё печальней, хоть и улыбалась Гару сквозь силу. Он понял, что его дела ещё хуже, чем он мог предположить: не иначе, Изгнание!
Он молчал, считая, и не без оснований, что как муж и Воин окончил свои обязанности. Теперь он — пария, хуже Отверженной! Человек, осмелившийся бросить вызов Догматам
Однако его жена, похоже, считала по-другому. Она добросовестно приготовила еду. И подала ему — как обычно! Неужели… Она не побоится пойти против Племени?! Он узнает это сегодня. Узнает ещё до захода солнца.
Перед закатом всё Племя стояло вокруг Площадки.
В центре её, отделённый от всех пустым пространством не менее пяти шагов — ближе к вероотступнику подходить боялись! — стоял Гар. Он старался держаться спокойно и с достоинством, но поминутно кулаки сжимались как-то сами по-себе, а зубы были стиснуты так сильно, что ему поминутно приходилось расслаблять их — чтобы облизать сохнущие губы.
Вождь очень долго молчал. Наверняка с расчётом — к концу паузы у всех членов Племени от нервного напряжения уже зудело во всех местах, где только возможно!