– Сейчас табун на луг погонят, – Марфа свернула на большак.
Вечер опустился на деревню, в окнах зажгли огни в керосиновых лампах. На оконных занавесках двигались тени. Теплый вечер лета, настоянный на аромате цветов, сенокоса, поспевших яблок, молока и запаха вечерних щей нравился Марфе.
– Ужинают, управилась ли там Ленка? – Марфа устала, но на душе была радость. Марфа работала с удовольствием, все у нее спорилось в руках. Сколько пережито, оглянуться страшно.
– Теперь-то жизнь налаживается, все будет теперь хорошо, – думала Марфа, – все в наших руках.
Но судьба вела по своему, не отступая ни на шаг. Михаил – старший сын Елены и Василия, слушал, молча новости, Елена рассказывала, возясь у печки. Михаил снял стекло с керосиновой лампы, поправил фитиль, поставил на место стекло. Достал из-за зеркала, повешенного на перегородку, тетрадь и химическим карандашом поставил трудодень. Михаил ровесник Николая, Елена любила сына и очень страдала, сын инвалидом стал. Те недалекие страшные события всплывали в памяти Елены, тот ужас охватывал опять и опять. Михаилу теперь было уже двадцать восемь лет, он стеснялся своего увечья. Елена стала задумываться: «Его надо женить. Да, задача и ее надо решать». А местные ни одна не подходила. Елена в который раз рассматривала и примеряла одиноких на роль невестки, но вздохнув, думала и думала.
Василий накинул седло на Воронка, ночь опустилась, стемнело. Роса упала на траву.
– Пора. – Василий легко вскочил в седло. Воронок шёл шагом. Туман уже поднялся над рекой, роса серебрилась на высокой траве. Аромат многотравья и цветущей кашки нравился Василию, да и Воронок нетерпеливо пофыркивал. Табун силуэтами уходил в ночное. До утра будет опять теплиться костер, запах печеной картошки, запах самокрутки, фырканье и топот стреноженных лошадей. Василий прикуривал самокрутку от костра. И опять неторопливый разговор со своим товарищем. О жизни, разорванной на «до» и «после». О том, что он счастливый человек, у него теперь три любимые внучки. Василий батогом поправлял упавшую головешку. Искры фейерверком озаряли ночь, лица двух мужчин не с простой судьбой. Лошади поднимали головы и, поглядев на взметнувшийся искрами костер, и на конюхов, опять принимались щипать такую
сочную и ароматную траву. Сколько их этих ночных? Василий любил сидеть у костра, печь картошку, разворачивал газетный сверток с хлебом и салом да парой соленых огурцов,
– Лучшей еды и нет на свете, – любил повторять он.
Народ-победитель – это особый народ. Их глаза, они светились добротой, любовью, достоинством. Чувствовалась надежность с этим человеком. Послевоенное время – это особенное время.
– Бежали на работу узахват, – вспоминала Капа, – И веселье было, от души гуляли. А бедность какая была, голодали, все было. Но она улыбается, какой красивый народ был, веселый, выжили, потом колхоз быстро подняли, стали хлеб есть.
Светает, рассвет заглядывает в окна, заиграло радио, мощно зазвучал Гимн Советского Союза, Капа уже хлопочет у печи, тепло пошло по хате. Николай собирается на работу, в газету заворачивает обед, нарезал сала, краюху свежего хлеба, яйца вареные, огурцов, налил во фляжку воды, снял фуражку с гвоздя.
– Ну, я пошел, – кивнув жене.
И вот идет по деревенской улице крепкой, уверенной походкой. Он будет допоздна бороздить на своем комбайне бескрайнее поле. Урожай хороший. Жизнь налаживается, и он все делает, чтобы в семье был достаток. Жизнь протянется, всему достанется. Человек предполагает, а Бог располагает.
В начале пятидесятых страна была уже на подъеме. Это была уже ядерная Держава, разрушенные войной города и села заново отстроены. Работали заводы и фабрики, колхозы выполняли госплан. Колхоз «Путь к Коммунизму» восстановился быстро. Вместо единоличных наделов, опять стали колхозные поля. В социалистическом обществе – коллективное хозяйство. Михаил плакал по своему Воронку, молодой жеребец прибился во время наступления немцев, под городом Карачевом. Осенью в 1941 году шли ожесточенные бои, там билась с фашистами и конная дивизия. Видимо сильный породистый жеребец тогда осиротел. Он раненый вышел из боя. Уж как его Михаил выхаживал и холил. Воронок прижился и к новому имени, и к новой семье. Теперь Воронок тоже тосковал в колхозной конюшне, Михаил старался брать разнарядку работать с Воронком. Они и пахали и возили навоз на поля. Посевные площади распахивали по дороге. Много копали первый год в ручную, норма десять соток, труд тяжелый. Навоз носили на себе в мешках. Хороший председатель был Балакин Иван Тихонович, хороший был хозяин, он вернулся с семьей после войны из партизанского отряда. Его и назначили сразу председателем. Он и здесь все хорошо организовывал, работу контролировал. Люди работали наперегонки. Колхоз быстро разбогател, люди отстроили дома на большаке. Новую школу начальную, а учителя какие! Учителя, о таких говорят:
«Они от Бога». Уроки вели, заслушаешься. Варвара Кузьминична была такой…
Клуб тоже появился, как же без клуба? А танцы? Как без них? Гармошки лихо зазывали народ.
Комунну немцы не тронули, не сожгли как большак, они по ней отступали, разобрав сараи, сделали мост через речку Снежеть. А Большак весь сожгли и все поля с поспевшим хлебом. Уходили фашисты через Юрасово. С колокольни Юрасовской церкви немцы корректировали огонь. Много наших полегло, они на открытой местности, как на ладони. Елена после боев с подругами пошли хоронить. Наши погибшие на колхозном поле позади школы. Они остались в тех окопах с автоматами в обнимку.
– Какая рожь выросла на этом поле,– вспоминала Капиталина. – Какую страсть пережили. Вода в Снежке текла красная от крови. На полях остались сгоревшие танки.
Победа доставалась дорогой ценой. Прошло десять лет, страна поднялась из руин. Природа уже убрала страшные следы войны. Народ– победитель гордился своей Отчизной.