Дэн оборачивается. Я впервые вижу его таким.

– Давай-ка разберемся, Эмми, – еле слышно произносит он. – Ты получила письмо от лучшей подруги, которую знаешь со школы и которая была свидетельницей на нашей свадьбе. В этом письме она сообщила тебе, что потеряла троих детей. Троих. Ты ей не перезвонила. Даже эсэмэску не отправила. Ты не уделила своей лучшей подруге ни минуты времени, ни слова поддержки, будто она какая-то неизвестная из интернета. А потом, чтобы попасть в телешоу, посвященное теме, в которой совершенно не разбираешься, ты украла историю ее жизни и выдала за свою собственную. За нашу собственную. Так? – Дэн качает головой. – Кто ты после этого, Эмми?

Я открываю рот. Все было совсем не так. Точнее, не в том смысле. Это же прослушивание. Я играла роль. Никто, кроме продюсеров, не должен был увидеть мое видео. Как оно просочилось наружу? Каким образом попало к Полли? Вот что я хочу сказать, – но не могу выдавить ни слова.

– Господи, – бормочет Дэн, обхватив голову руками. – Только этого нам не хватало.

«Вот именно, – думаю я, – только этого нам не хватало». Достаточно мне мужа, который за прошлый год заработал на роялти семь фунтов десять пенсов и при этом без зазрения совести наслаждался выходными в Лиссабоне, зимними каникулами в Марракеше и бесплатными двумя неделями на Мальдивах. Достаточно того, что я оплачиваю ипотеку, детский сад, электричество, каждый день впахиваю ради бизнеса, который постоянно требует, чтобы я раскрывалась еще больше, сдирала с себя очередной слой кожи, выкладывала всю подноготную для сиюминутного развлечения каких-то незнакомых людей в интернете.

Звонит телефон. Номер неизвестен. Закрываю глаза, надеясь, что сейчас открою их, и он исчезнет. Звонок стихает, однако через пару секунд раздается снова. На сей раз номер мне знаком. Это Айрин.

– Только что звонили из «Мейл онлайн». Сейчас нужно сосредоточиться на том, чтобы минимизировать ущерб, остальное потом, – как ни в чем не бывало объявляет она. – Немедленно свяжись с Полли; пусть скажет им, что солгала. Мне все равно, как ты будешь ее уговаривать. Она твоя подруга – объясни, что на карту поставлено будущее твоих детей.

Дэн по-прежнему что-то бормочет. Я его не трогаю.

Как ни странно, Полли сразу же берет трубку.

– Эмми! Слышала, тебя можно поздравить, – резко говорит она.

– Полли, – начинаю я. Мой голос дрожит. – Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Честное слово, я не хотела… Мне ужасно жаль насчет письма…

– Очень мило, что ты наконец позвонила, Эмми. Чувствую себя важной персоной. Одной из вашего племени, так вы говорите? Подслушала на дне рождения Коко. – Полли делает паузу. – Значит, ты звонишь узнать, как у меня дела после трех выкидышей, о которых я не решалась тебе рассказать, чтобы ты не чувствовала себя неловко из-за того давнего аборта, или чтобы не обременять тебя во время беременности, или чтобы не напрягать, пока ты возишься с новорожденным… А может, хочешь поговорить о чем-то другом? Надо же, сама позвонила, в первый раз за столько лет… Ты, наверное, не считала нужным брать трубку – ведь мы и так на связи: я могу следить за твоей жизнью, которой ты великодушно делишься в интернете со своими подписчицами. Однако тебя совершенно не интересовало, как я живу. Тебе никогда не хотелось узнать, как у меня дела? Извини, сама не понимаю, зачем спрашиваю. Знаешь, почему я напросилась на день рождения Коко? Это был единственный способ с тобой увидеться. А твои подруги, Эмми, – просто ужас. Разве ты не видишь? Я согласилась дать интервью, потому что мне противно, когда на меня смотрят, как на пустое место. С кем бы я ни пыталась заговорить на празднике – все отворачивались, как только понимали, что от меня не будет никакой выгоды.

– То есть ты познакомилась с автором статьи на моем празднике? – спрашиваю я.

– Да, с Джесс Уоттс, она брала у тебя интервью для «Санди таймс». Джесс заметила, что я стою как неприкаянная, и пожалела меня. Она взяла мой номер телефона – сказала, что часто консультируется с учителями английского. В общем, когда объявили о твоем новом шоу, Джесс позвонила мне, сообщила, что пишет статью для воскресного выпуска «Мейл онлайн», и попросила дать комментарий. Она начала рассказывать, как ее взволновала твоя история, насколько важно для других женщин, что ты поделилась своей болью. Ее интересовало, всегда ли ты была столь сильна духом. Я ответила, что не понимаю, о чем речь, а она прислала видео, предоставленное Би-би-си в качестве материала для статьи. Я посмотрела его от начала до конца, Эмми. Можешь представить, что я чувствовала?

Я молчу.

– Это не риторический вопрос. Ты можешь представить, каково мне было? Или ты стала совсем двухмерная, как твои фотографии?

– Полли, я все могу объяснить. Я просто не подумала. Режиссер хотел услышать о личных переживаниях, а твоя история была такой мощной, и я почувствовала, что ею нужно поделиться, – запинаясь, бормочу я.

– Это не твоя история, Эмми. Ты не имела права принимать такое решение. Это мои нерожденные дети, а не твои. Мне и в голову не пришло бы рассказывать о твоих абортах. Не ради тебя, не ради Дэна, не ради Коко и Медвежонка – просто потому, что это твое личное дело. Если история не моя, я не имею права ее разглашать. Знаешь, раньше я всегда толковала твои промахи в твою пользу. Не сердилась, когда ты отменяла встречу или опаздывала. Не обижалась на бесконечные посты о том, как ты обожаешь своих подписчиц, или о мамочках, изменивших твою жизнь. Старалась не задумываться, что именно меня в них задевает. Но после этого видео… Господи, Эмми, как ты могла! Когда Джесс перезвонила, я не сдержалась и рассказала правду. По ее словам, на интервью у вас дома она сразу почувствовала в тебе фальшь. Ты вела себя чересчур холодно и безучастно, твои истории казались слишком гладкими, потому что это для тебя пустые слова. Всего лишь контент – я употребила правильный термин? В наше время если что-то не выложено в соцсеть – значит, не существует. Ты больше не личность, Эмми, а лживый текст и постановочное фото. Надеюсь, это заставит тебя задуматься.

– Конечно, заставит, обязательно. Но ты должна понимать, как много стоит на кону…

– Эмми, ты уж меня прости, если честно – мне плевать.