Не получается.

Порой я вообще не уверен, что мне хочется разбираться.

Нет, я никогда не думал развестись с Эмми. Если и думал, то не всерьез. Еще до появления детей. Только в гневе и не более двух минут подряд. Ну допустим, мы разойдемся. Что мне тогда делать? Что со мной станет? Скорее всего, перееду в коммуналку, буду питаться печеньем и целыми днями сидеть в интернете. Так я отшучиваюсь, если мне приходит в голову подобная мысль. На самом деле, я просто не могу этого представить.

Однако за последние двадцать четыре часа были моменты, когда я на полном серьезе, с холодной, расчетливой яростью обдумывал такой шаг. Были моменты, когда я твердо намеревался забрать дочь и прикидывал, с какими логистическими трудностями придется столкнуться при перевозке сына. Были моменты, когда единственное, что удерживало меня от того, чтобы ворваться на кухню и заявить Эмми о своем уходе, – нежелание оставлять Коко и Медвежонка на ее попечении. Иначе она сможет беспрепятственно использовать моих детей в качестве реквизита для фотосъемки, приятных безделушек для привлечения внимания.

Вам кажется, я преувеличиваю? Вовсе нет.

Вечером мы пошли в ресторан, чтобы отпраздновать телешоу Эмми.

Кто бы знал, как мне туда не хотелось…

Моя жена снимает сторис в коридоре – мы стоим перед зеркалом, готовые к выходу. Потом, уже в ресторане, фотографирует меню, коктейль, салат, мою хмурую гримасу. За годы существования ПростоМамы я так к этому привык, что едва замечаю, но сегодня поведение Эмми кажется мне чудовищным. Одному богу известно, какие фотографии она сейчас постит. Я и на нее-то смотреть не могу, не то что в ее «Инстаграм».

Эмми рассказывает про запись «Бурного потока» и демонстрирует видео, где Хиро Блайд декламирует свое стихотворение. Я не в силах даже улыбнуться.

Официантка уносит тарелки из-под салатов. Заказываю второе пиво.

Раньше мне казалось, что только наша онлайн-жизнь полна лжи. Похоже, это не так.

– Как считаешь, ничего, что Дорин осталась с детьми? – интересуется Эмми, изображая сомнение.

И так понятно, какой ответ от меня ожидается. Все знают, что полагается отвечать, когда тебе задают подобный вопрос в ресторане.

Пожимаю плечами и делаю глоток пива. Так и хочется сказать ей: «Ты сама меня сюда вытащила».

Официантка спрашивает, не принести ли еще пива. Охотно соглашаюсь. Эмми замечает, что я еще это не допил. Допиваю залпом и прошу повторить.

Эмми пишет сообщение Дорин, все ли в порядке, и почти сразу получает ответ: полчаса назад из комнаты Медвежонка доносилось сонное хныканье, с тех пор на западном фронте без перемен.

Мы обмениваемся дежурными фразами о том, как нам повезло с Дорин, и снова замолкаем. С рождения Медвежонка мы впервые выбрались куда-то вдвоем. Должен признать, моя жена прекрасно выглядит. Она накрасилась, сделала прическу, нарядилась и теперь вновь похожа на прежнюю Эмми из журнала. Инстамамочкам можно иногда пригламуриться, только нужно обязательно сопроводить фотографию самоуничижительным текстом: так редко удается выйти в люди, новые туфли ужасно натирают, это не блажь, а особый случай, ибо скоро #важнаяновость, когда вернулись домой, малыш не спал и плакал, а утром пришлось сто раз пожалеть о походе в ресторан #похмельеуходи.

Убедившись, что дома все спокойно, Эмми продолжает вещать о телешоу. Я слушаю вполуха. Не поймите меня неправильно, я действительно рад. Это хорошая, просто замечательная новость. Только вот никак понять не могу: программа посвящена такой деликатной теме – почему выбрали именно мою жену? Нас, к счастью, сия чаша миновала. «А кто еще участвует? – спрашиваю я. – Ты будешь общаться с врачами и матерями, пережившими потерю ребенка?» Эмми отвечает, что детали в процессе обсуждения.

Когда нам приносят десерт, вспоминаю, почему мы так редко ходим по ресторанам. Нас обоих клонит в сон. Наконец я прошу счет. У меня уже глаза слипаются. Свет в зале кажется то тусклее, то ярче. Разговор сходит на нет. Эмми принимается просматривать сообщения. Я расплачиваюсь. Мы с Эмми одновременно зеваем и смущенно извиняемся перед официантом.

Смотрю на часы. Восемь сорок семь.