То есть. Важно. Очень важно. Почувствуй себя, ощути свои склонности и симпатии — и пиши о том, к чему тебя больше всего тянет. Грубо говоря — вообще: если тебе попался кислый лимон — делай из него лимонад. Пардон за древнюю пропись бизнеса.

Лучше всего человеку удается то, к чему он склонен, вот тянет его, душа лежит. Вот мечтаешь о романе-эпопее — пиши роман-эпопею. Напашешься — до полусмерти: это как одному храм строить, да еще по ходу сто раз переделывать сделанное и менять проект. Ничего не бойся. Как сказал великий Чингиз-хан: «Делаешь — не бойся». Еще он сказал в продолжение: «Боишься — не делай». А чего бояться? В худшем случае — провалишься. И что? Лучше сделать и раскаяться, чем не сделать и сожалеть.

Чтобы у тебя получилось хорошо — очень важно, готов ли ты расшибиться в лепешку. Работать до смерти, только бы добиться своего. Поставить на карту все. Вот быть готовым победить или умереть — это уже половина победы. В нашем случае победа — это именно писать хорошо. Чтоб у всех мурашки по спине побежали.

Психологический настрой на наилучший результат любой ценой — это очень важная составная часть творчества. Заверяю вас. Потому что. Бывает — когда работа идет хорошо и легко, весело, слов и ходов с вариантами теснится море, только выбирай и поспевай записывать — писатель счастлив, и кажется, что так будет всегда. Но! И особенно вначале! Когда ни хрена не получается, и фразы уродские, и слова не те, приблизительные какие-то, и впадаешь в растерянность в конце концов, в злобу на себя самого, в тупость и отчаянье впадаешь даже, — вот тогда ты должен знать, что ты будешь не торопясь, спокойно, с перерывами, работать сегодня до упора, и завтра, и послезавтра, и всю неделю, месяц, год, пока не сдохнешь, но свое ты сделаешь как считаешь нужным, ты добьешься — тогда тебе жить и работать гораздо легче и спокойнее.

Возможно, я передавил ту точку зрения, что терпенье и труд все перетрут, что «сделай или сдохни», что каждую страницу нужно писать как единственную и последнюю в жизни, и вообще удел и образ жизни писателя — самосожжение. И чтобы уравновесить этот тезис, я от него немедленно отрекаюсь! Не совсем. Но — на пятьдесят процентов.

Бывает иной вариант, просто противоположный, но редок — страшно. Это вдруг! Ночь Руже де Лиля, написавшего «Марсельезу». Века идут — а это гимн Франции. Это — сумасшедшее вдохновение и сумасшедшая удача, то есть попадание в самый центр, в нервный узел бушующей стихии всеобщих настроений и социальных катаклизмов. Бог сверху поцеловал — и художник через себя выразил суть эпохи. М-да. Все остальное о саперном капитане де Лиле не имеет значения.

Рассчитывать на такое божественное озарение невозможно.

Зато. Если бы де Лиль был человеком серым, необразованным, не начитанным, никогда раньше в жизни не сочинял бы стихов — ни фига бы он и «Марсельезу», разумеется, не написал. Он в принципе был все-таки подготовлен к тому, чтобы выразить себя и эпоху вот в такой форме. Может, там была магнитная буря, или перепады давления, или необыкновенного счастья любовное свидание, или вдруг чей-то плач на фоне грозного заката его потряс — черт его знает, что тут может служить спусковым крючком. Чаще — это чисто внутренний психологический момент. Но! Удача приходит только к тому, кто к ней готов!

И когда человек овладел профессионализмом, и поставил руку, и отточил вкус — вот тогда случаются порой забавнейшие вещи. То есть:

Вот Стивенсон, Роберт Льюис. Дальше вы уже знаете. Погоды были плохие, делать было нечего, и для развлечения мальчика он стал писать пиратский роман. В день писал по главе и читал потом мальчику. За 34 дня он и написал без напряжения этот шедевр, 34 главы. По которому мир его и помнит. Однако — он был поэт, он был блестящий эссеист, он был стилист и эрудит. И это помнят только специалисты-филологи. Но! Без всей этой блестящей школы, блестящей подготовки — никогда бы он с чудесной легкостью, в одно касание пера, не написал бы «Острова сокровищ».

Вот раз за разом Толстой правит «Войну и мир», а Софья Андреевна переписывает. А вот Достоевский в бешеном темпе не поспевает диктовать… язык не поворачивается сказать «начисто», но ведь в общем так и оставалось… он не поспевает за развертыванием мыслей, за сшибками идей, он гонит шар скороговоркой! Вот Флобер бьется и корпит пять дней над одной страницей, а Хемингуэй все утро над одним абзацем. А вот Чарльз Доджсон, томясь тягой к девочке, сочинает «Алису в Стране чудес», и мучится отнюдь не работой над текстом — напротив, сочинительство, которое должно развлечь и увлечь девочку, его отрадно развлекает и увлекает.

Леди и джентльмены — нет в нашем деле рецептов. Нет-нет-нет-нет-нет. Но! Если удача придет — надо быть к ней готовым. Но рассчитывать на нее нельзя. Если вдруг тебя подцепит и попрет, и текст будет ложиться как асфальт на новой трассе — это замечательно, только играй пока играется: поспевай записывать и не бросай. Но рассчитывать на это нельзя.

Понимаете — вот ты нашел огромный слиток золота. Но. Во-первых, ты должен был собраться, правильно экипироваться — и проявить силы и умение добраться до этого глухого места. Ты должен научиться тяжелой работе, научиться жить в лесу и в тундре, научиться по приметам определять возможную жилу… Короче, везет только тому, кто сам себя везет.

Удача приходит к тому, кто без нее обошелся бы. Это надо понять. Запомнить.

А еще бывает: человек вообще не писатель, и уже не молод, и решил написать о своей жизни, и как в их работе все происходит с людьми и делами — и вдруг отлично выходит! Вот Марк Галлай: под пятьдесят, заслуженный летчик-испытатель, Герой Советского Союза, инструктор по пилотированию первого отряда космонавтов — и вдруг выпускает книжку документально-мемуарной прозы, но: с иронией и юмором, отличным языком, интереснейшие вещи, такой крутой инсайдер, выражаясь современным языком: как летали и спасали аварийные машины, как ловили птиц в лобовые стекла, как постоянно подначивали друг друга и так далее. Бестселлером стала сразу, Галлай стал знаменит. А вот просто язык хороший, и чувство юмора, и важнейшая способность отличать главное от неглавного и показывать крупным планом самое интересное и характерное. Вот как он учился писать? Никак. Ему некогда было. Он был вот такой.

Так что практически: в ранце каждого молодого писателя лежит маршальский жезл классика. Он вдруг может вывалиться из ранца прямо тебе в руку. Это один случай на сто тысяч. А вот выслужить его и дорасти до него — это можно.

И очень важная вещь, ребята: вам никто не судья. Судьи, критики, оценщики — это для графоманов. Ты должен сам ставить для себя планку на максимальную высоту. На высоту шедевра, классики, идеальной вещи. И должен сам видеть, чего достиг и на сколько не достал до верха. Только ты сам знаешь исчерпывающе, что ты и как написал — и только ты сам можешь судить свой текст по полной, абсолютной строгости. И тогда все сторонние мнения, снисходительные, похвальные или ругательные, ничего не должны для тебя значить.

В теории качество текста — это литературная образованность, владение литературными приемами, языковой слух, умение создавать характеры, давать детали, делать описания, сочетать части повествования композиционно, чтоб все не разваливалось на куски, скручивать сюжет и нанизывать на него все происходящее. И. Это — ум, талант, трудолюбие и хороший вкус. Как вы уже поняли, все это в одном человеке — почти невозможно. Это некое божественное совершенство. Это не так трудно перечислить. Но практически невозможно все это в одном человеке соединить.

Хотя — в стремлении к совершенству мы достигаем того, чего вообще достичь в состоянии. «Будьте реалистами — добивайтесь невозможного!» — как писали парижские студенты на баррикадах в 1968 году.

А на практике можно быть отвратительным многословным стилистом, как Достоевский. Или не шибко умным лириком-стоиком, как Хемингуэй. Или наивным романтиком-развлекателем, как Дюма. Или скупым и честным гиперреалистом, как Шаламов.