Живя при Дворе, Платон, конечно, стал осторожнее, менее откровенным, чем прежде. Вращаясь в кругу знаменитостей того времени, он окончательно пополнил свое образование: при Дворе невозможно было обойтись без французского языка, и он выучился по-французски. Ученые иностранцы, бывавшие при Дворе, заходили к Платону и бывали очарованы его умом.

Но Платон и при Дворе хранил строгость монашеской жизни, верность православия и обличал в проповедях атеистические теории модных философов своего века. Известно краткое, но характерное его объяснение со знаменитым энциклопедистом Дидро, приехавшим в Петербург. Дидро повел такую беседу с Платоном:

– Знаете ли, отец святой: философ Дидро говорит, что нет Бога.

– Это еще и прежде него сказано, – спокойно заметил Платон.

– Когда и кем?

– Давид сказал: «Рече безумен в сердце своем: несть Бог». А вы то же говорите устами.

Говорят, что Дидро, опешив перед находчивостью Платона и не умея возразить дальше, бросился ему на шею.

Расставаясь с личностью Платона, приведем в заключение рассказ о нем московского старожила Снегирева, в котором рисуется все глубокое впечатление, произведенное на московскую паству митрополитом Платоном.

Один из видных по положению москвичей пришел как-то в Успенский собор, где Платон сказывал свое слово. За теснотою он не мог войти в собор и остановился у дверей. Около него стоял плачущий мужик. Барин спросил его, отчего он плачет.

– Как мне не плакать? Верно, владыка говорит что-нибудь душеспасительное!..

Таково было представление и предощущение народа. Так увековечилось в народе имя Платона, сроднившегося с ним душою и сердцем, потому что он был русский сердечный человек. Всякое слово, исходившее из уст его, проникало в душу народа, который ему верил.

Служение Платона было великолепно, что тоже так любезно народу. В большие праздники он езживал в золотой карете, запряженной шестеркой белых коней в шорах. Пред ним шли скороходы, ехали вершники. Около кареты бежал народ, чтоб поглядеть на Платона.

Так приехал он раз к известной Дашковой, президенту академии наук, которая спросила его: «Преосвященный, вас возят шесть коней, а Христос всегда ходил пешком».

– Так. – Отвечал ей Платон. – Христос ходил пешком, а за ним овцы следовали. А я овец своих не догоню и на шестерке.

Вот и другой случай его остроумия. В Чудове монастыре была при входе картина Страшного Суда. Платон шел в Чудов, когда одна графиня, ему известная и рассматривавшая картину, обратилась к нему за благословением. Он спросил, что она рассматривает?

– Смотрю, – отвечала эта язвительная женщина легкого поведения, – как архиереи идут в ад.

– А вот, – сказал ей Платон, указывая на адские мучения вольной женщины, – поглядите-ка на это!

Множество народа всех сословий собиралось там, где служил Платон. Если полиция не допускала в церковь простолюдинов, Платон кричал: «Что вы, волки, разгоняете моих овец».

Московский народ любил служение и проповедование Платона и услаждался ими. Из Сибири купцы и заводчики приезжали нарочно видеть и слышать Платона. Это служение Снегирев видел в своей юности и так описывает его: «Представьте себе старца, еще бодрого, под сединами, у которого старость не изгладила еще следов редкого благообразия в лице оживленном и, так сказать, одухотворенном, сияющем. Со слезами умиления сердечного, в молении он воздвигает руки к небу, с амвона осеняет предстоящих дикириями и трикириями, проповедует истины Евангельские. В чтении и пении голос сладостно-звучный, стройный, послушный течению его мыслей и движению его сердца. Вера и убеждение говорили его устами. Слова его были так осмыслены умом, так оживлены верою, что проникали в сердца слушателей. К нему можно было по справедливости применить изречение святого апостола: “Веровах, тем же возглаголах”».

Не такова казалась печатная его проповедь при холодном произношении малограмотного человека.