После недолгого промежутка от кончины Анны Иоанновны на русский престол вступила императрица Елисавета Петровна. Ее воцарение было с величайшею радостью приветствовано русским обществом, возлагавшим большие надежды на эту «дщерь Петрову».

Действительно, царствование Елисаветы Петровны было истинно русское. После владычества немцев, при дворе стали видны исключительно почти русские люди. За 20 лет правления Елисаветы Россия отдохнула от всей пережитой ею тяготы. И Русская Православная Церковь узнала спокойные дни, не смущаемые никакими инославными влияниями и прогрессами, сводившими заживо в каменные гроба русских архиереев.

Нельзя опустить молчанием черты набожности Елисаветы Петровны, объясняемые во многом обстоятельствами ее молодости.

Ее положение при Анне Иоанновне было крайне щекотливо. Императрица, ревнивая к своей власти и желавшая после себя оставить престол потомству сестры своей Екатерины Иоанновны Мекленбургской, не могла сочувственно относиться к своей двоюродной племяннице, полной жизни и обаяния, привлекательной, легко к себе располагающей наконец, дорогой всем русским как дочь Петра, вознесшего Россию так высоко, что чувствовали даже и те люди, которые осуждали Петра за некоторые стороны его реформ.

Малейшая неосторожность – и Елисавете Петровне угрожало невольное пострижение.

Вести себя политично и прикидываться преданной Анне Иоанновне ей было тем тяжелее, что она была по природе живая, веселая, откровенная. Очень понятно, что от постоянного страха за себя и в сознании ответственности, которой она подвергает своих приближенных, она нашла утешение в чувствах религиозных.

Несмотря на всю свою страсть к увеселениям, балам, спектаклям, нарядам – она в душе была чисто русская девушка и была предана Церкви и всем ее обрядам, как любая боярышня московской Руси.

Она часто езживала в Александровскую слободу, где некогда жил Грозный и где иночествовала одна из ее теток, так что жизнь иноческая была ей близко знакома.

В противоположность своему отцу она очень любила разных «важных людей» и охотно заводила с ними знакомство. Так, в Москве, в старинном приходе Николы Явленного на Арбате, положен в самом храме один «Василий болящий». Известно, что этого Василия навещала Елисавета Петровна.

Она интересовалась внутренним бытом монастырей, вникала в назначение настоятелей, особенно для хорошо известных ей обителей, ходила на богомолье к Троице из Москвы пешком.

Надо, к сожалению, сказать, что в эту эпоху спокойной своей жизни высшее духовенство чересчур предалось роскоши и мало помышляло об удручении плоти. Так, соборные старцы и настоятели монастырей носили бархатные и шелковые рясы, исподнее платье с пряжками серебряными и золотыми, обувались в шелковые чулки. У архимандрита Гедеона Криновского, знаменитого проповедника, который был одно время настоятелем Троице-Сергиевой Лавры, владельца более чем ста тысяч душ крестьян, были, как говорит предание, на башмаках бриллиантовые пряжки ценою в 10.000 рублей.

Интересны следующие черты жизни Лавры той эпохи, переданные известным знатоком старины Снегиревым.

В одно время, Лавре была половина монашествующих великороссы, москали; другая – малороссияне. Они образовали две партии, не сочувствовавшие друг другу. Однажды монах-москаль говорил в соборе поучение, а гробовым, у раки преподобного, стоял малороссиянин. Проповедник, подражая голосу гробового, стал говорить о людях, которые, «имуще образ благочестия, гробовым голосом повторяют: “Боже, милостив буди мне грешному”, а под языком у них труд и болезнь, сердце их полно злобы и лукавства, а карманы – золота и серебра». Гробовой принял эти слова на свой счет, тотчас пошел в алтарь и пожаловался архимандриту, своему земляку. И архимандрит поставил выразительного проповедника на поклоны во время трапезы.

Эта неприязнь двух народностей в составе троицкой братии обнаружилась следующим образом пред императрицей.

Архимандриту, который был малоросс, стало известно, что императрица будет в Лавре. Собрав своих земляков, он сказал им: «Ее Императорское Величество изволит прибыть в нашу Лавру, а как ей известно, что молитвами прп. Сергия Господь взыскал Лавру богатством, и как она любит велелепие, то постарайтесь явиться пред лицом Ее Величества в лучших одеждах». А великороссам он присоветовал одеться как можно хуже, чтоб показать себя во всем монашеском смирении. И те, и другие исполнили распоряжение архимандрита. Императрица заметила это резкое различие в одеянии братии и спросила: «Лавра всем изобилует. Отчего же одни одеты хорошо, а другие бледно и худо?» На это архимандрит отвечал: «Потому, Ваше Величество, что братия из малороссов трезвы и благоприличны, а великороссы невоздержанны и нерадивы». Императрица бы и осталась при таком объяснении, если бы случайно не узнала всю правду от своего любимого истопника. С этим человеком императрица любила беседовать в свободные часы, а он, имея родного брата среди лаврских монахов, открыл ей всю проделку архимандрита.

Вообще Лавра пользовалась изобилием во всем. Она славилась в то время медами, пивами и квасами. Виноградные вина выписывались бочками, рыбы свозились от собственных ее рыбных ловлей. Пред всенощной в северный и южный алтарь приносились ведра с пивом, медом и квасом для клиросных, так что сложилась поговорка: «Правый клирос поет, а левый в алтаре пиво пьет». За всенощной в алтаре, после благословения хлебов, служащим подавали красное вино в чарах.

Каждому монаху ежедневно отпускались: бутылка хорошего кагору, штоф пенного вина, по кунгану меда, пива и квасу.

Такое роскошество велось до назначения архимандритом Лавры знаменитого Платона, впоследствии митрополита Московского.

Императрица благоволила к духовенству еще и оттого, что самый близкий ей человек, граф Алексей Кириллович Разумовский, был возведен ею на вершину государственных почестей из придворных певчих.

Человек характера простого, незаносчивый, не стыдившийся своего незнатного происхождения из простых казаков, Разумовский в своем новом величии сохранял любовь к прежнему своему занятию и привязан был к богослужению, к благолепию храмов и к духовенству.