Книги

Очерки из истории русской церковной и духовной жизни в XVIII веке

22
18
20
22
24
26
28
30

А далее…

Живи Феофан в другую, установившуюся эпоху, он бы был, вероятно, иной.

И страшно подумать, сколько великих сил его израсходовано на подпольную борьбу, на доносы, шпионства, на широко раскинувшуюся деятельность политического интриганства, в которой ему можно приискать одно лишь извинение: чувство самосохранения.

Наконец, невольно приходится жалеть, что великий ум Феофана не был озарен тем пламенем веры, которое бы осветило в его глазах иначе многие из явлений церковной жизни того времени и сроднило бы его с тем русским народом, духу которого так чужд Феофан-европеец.

Глава V

Опальные архиереи

Как характеристика эпохи очень интересна судьба архиереев, вовлеченных в поток тогдашних политических интриг и дорогою ценою расплачивавшихся за то. Мы остановимся на судьбе двух таких опальных архиереев, Феодосия Яновского и Георгия Дашкова, тем более занимательной, что они оба раньше пользовались большим фавором, – настолько большим, что тягались с Феофаном. И падением своим обязаны тому же Феофану.

Феодосий Яновский родом был из малороссийской шляхты. Что-то темное тяготеет над первыми годами его монашества. Он оклеветал пред Патриархом Симоновского архимандрита, его постригавшего, и был в цепях отправлен в Троицкий монастырь, где настоятельствовал тогда известный Иов, впоследствии архиепископ Новгородский. Иов не только принял в нем участие, освободил его из оков, но, назначенный в Новгород, взял его с собой и определил архимандритом знаменитого Варлаамо-Хутынского монастыря. При проезде через Новгород Петра Великого Феодосию удалось обратить на себя его внимание. Но это внимание Государя надломило его, как видно, малоблагородную душу, и гордость его выразилась в том, что он стал презрительно обращаться с Иовом, своим архипастырем и благодетелем. Он даже стал подавать доносы Государю на такого просвещенного и доброго иерарха, каким был Иов. Чтоб исправить возникшие вследствие такого поведения Феодосия натянутые между ними отношения, Иов решился сделать ему пастырское вразумление.

Для Государя Феодосий казался настолько подходящим человеком, что в 1707 году Петр отличил его – послал осмотреть церкви и духовенство вновь завоеванных городов: Ямбурга, Нарвы, Копорья и Шлиссельбурга. Он стоял уже тогда так высоко, что первенствовал в некоторых важных духовных церемониях в Петербурге; так, он венчал великую княжну Анну Иоанновну (впоследствии Императрицу) с герцогом Курляндским.

Перенося церковное управление в Петербург, Петр нуждался в человеке, который бы действовал в его видах. Стефан Яворский расходился с ним во взглядах; Иов был стар и хил, и Феодосий назначен был «администратором дел духовных» – то было временное управление церковное, в ожидании Синода. Тут Феодосий, постоянно находясь в сношениях с Государем (тот брал его даже с собой в заграничное путешествие 1716–1718 гг.), понял все его взгляды и стал весьма влиятельным лицом.

Русская партия, не одобрявшая взглядов Феодосия, не уважавшая его нетвердую жизнь, была недовольна возвышением Феодосия. Царевич Алексей Петрович выражался: «Разве за то его батюшка любит, что он вносит в народ лютерские обычаи и разрешает на вся». Вот этот именно, легкий взгляд Феодосия на религиозные обязанности, кажется, и был, к сожалению, удобен для Петра. Единомышленники Алексея Петровича певали в лицо Феодосию стих, начинающийся словами: «Враг Креста Христова», и говорили, что, когда будут его ставить в архиереи, то пригоже будет эти слова петь при облачении. Учитель царевича, Вяземский, написал даже ноты к этому стиху и отзывался, что с радостью бы дал певчим за то, чтоб они пропели этот стих, пять рублей, «для того, что Феодосий икон не почитает».

Между тем Феодосий вошел в такой фавор, что значение его стало выше всех архиереев. При таких обстоятельствах он не забывал нисколько себя и умел выпрашивать у Петра материальные блага не только себе, но и своим родным.

По характеру, как мы видели из первых его жизненных шагов, кляузник, заносчивый, неуживчивый, он путался в чужие дела, со всеми перессорился, возбуждал против себя и светских лиц, и иерархию, знать и простолюдинов, белое духовенство и монашествующее.

Как бы предчувствуя, что такое всеобщее отношение к нему до добра его не доведет, он подал Государю прошение об увольнении его «на безмолвие» – то есть на покой, по той причине, что, как словами псалма писал он, «умножися паче влас главы моея ненавидящий мя туне», причем пространно излагал и причины ненависти к себе, вызванные будто бы принятыми им по духовному ведомству мерами.

Свое прошение он заключал словами: «Того ради, припадая к милосердию Вашего Величества, прилежно молю, – да будет повелено прочее время мизерного моего живота скончать мне в чернеческом безмолвии, да не горше что безвинно постражду».

Но Петр приказал поставить его архиепископом Новгородским, а когда основан был Св. Синод, сделал его первым вице-президентом Синода.

И в этом звании он не сумел изменить вызванного им к себе раньше недружелюбного отношения. На всех смотрел он свысока. «Только себя любил, – пишет о нем один архиерей, – а братию весьма ненавидел. Еще же по острожелчию своему денно-нощно вымышлял, как бы брату своему пакость сотворить, а иногда некий, кого поглотить».

Ходили слухи, что он с архимандритов и архиереев берет взятки, предоставляя им за то видные места. Народ же был раздражен его пышною жизнью, его прихотями, неприличными для архиерея и монаха.

Уже после падения Феодосия Казанский митрополит Сильвестр Холмский подал в Св. Синод в высшей степени интересное «объявление» о винах Феодосия, драгоценное в бытовом отношении.

Приведем некоторые места из этого «объявления», ярко рисующие самовластие, корыстолюбие и неприличие поведения Феодосия.