В числе законов, требовавших достаточно серьёзных изменений, был и законопроект об авторском праве. Он был внесён министром юстиции И.Г. Щегловитовым в комиссию по судебным реформам Государственной Думы. Иван Григорьевич был действительно выдающимся специалистом в области уголовного права, инициатором расширения практики применения судов присяжных и в то же время – убеждённым антисемитом и патроном «Союза русского народа».

Тем не менее работа над законопроектом была достаточно открытой и тщательной, он неоднократно обсуждается на заседаниях в парламенте, к работе привлечены общественные организации и профессиональные объединения, Санкт-Петербургские литературное, музыкальное и юридические общества. Свои заключения к проекту дали фотографы и художники.

Исключительно важной новеллой при обсуждении закона стал вопрос о превалировании общественного интереса в контексте исключительных прав автора.

В пояснительной записке министра к проекту указывалось, что «невозможно обсуждать авторское право исключительно с точки зрения имущественных интересов автора. Автор – прежде всего общественный деятель. Произведения его, являющиеся, в сущности, отражением общественных идеалов и среды, имеют главной целью широкое распространение в обществе идей автора. Пользование литературными произведениями составляет необходимое условие для правильного развития культуры и просвещения. Наряду с имущественными интересами, сам собой выдвигается, таким образом, интерес общественный, и в правильном сочетании этих двух элементов и заключается главная задача законодателя».

В основном позиция министерства юстиции была поддержана Государственной Думой. Комиссия по судебным реформам особенно внимание уделяет трём вопросам:

– срокам охраны авторского права;

– праву перевода на другие языки;

– авторскому праву на газетные публикации, телеграфные корреспонденции и иные сведения, печатаемые в газетах, – газетной собственности.

С.А. Беляцкин писал по поводу нового авторского закона, положения которого: «явилось в области нашей гражданско-правовой жизни событием первостепенной важности. На смену отжившим постановлениям Х т. I ч. о праве собственности на произведения науки, словесности, художества и искусств (прил. к ст. 420), вышедшим из цензурного Устава, смешавшим начала полицейские с началами цивильными, отражавшим старинные взгляды на существо авторского права и защиту последнего, казуистичным, дробным, формальным и схематичным стал закон, впитавший в себя современные принципы права вообще и авторского права в частности, блещущий цветами новейших правовоззрений Запада. Все области авторского права преобразованы, объединены и подчинены общим принципам. Права автора, моральные и материальные, признаются новым законом и вместе с тем согласуются с интересами и правами общества и общественными требованиями» (Беляцкин С.А. Новое авторское право в его основных принципах. СПб., 1912. С. 3).

Утверждённый закон внёс изменения в действующее законодательство. В частности, были внесены изменения в ст. 31 Устава гражданского судопроизводства, в части отказа от практики рассмотрения мировыми судьями дел о предоставлении прав переложения музыкальных произведений для механических музыкальных инструментов. Были внесены изменения в Уголовное уложение, устанавливавшее, что дела о нарушении чужого авторского права должны начинаться только по жалобе потерпевшего, и т. д.

Закон об авторском праве (довольно современный и прогрессивный документ) был принят 28 марта 1911 года, поэтому логично было бы рассматривать дальнейшую ситуацию с авторскими правами на творческое наследие Л.Н. Толстого, исходя из его положений.

При подготовке и обсуждении проекта закона в докладе министерства юстиции, направленном в профильную комиссию Государственной Думы, указывалось на то, что «коренное улучшение действующих ныне узаконений об авторском праве» невозможно без приведения в соответствие с современными условиями и потребностями законов о печати. Далее министр юстиции Н.В. Муравьёв указывал на то, что «невозможно обсуждать авторское право исключительно с точки зрения имущественных интересов автора». По мнению идеологов законопроекта, автор – прежде всего общественный деятель (мы к этой мысли ещё вернёмся). Произведения его, являющиеся, в сущности, отражением существующих общественных идеалов, имеют своей главной целью широкое распространение в этом обществе идей автора. Пользование литературными произведениями составляет необходимое условие для правильного развития культуры и просвещения. «Наряду с имущественными интересами автора сам собой выдвигается, таким образом, интерес общественный, и в правильном сочетании этих двух элементов и заключается главная задача законодателя» (Канторович Я.А. Авторское право на литературные, музыкальные, художественные и фотографические произведения. Систематический комментарий к закону 20-го марта 1911 г. с историческим очерком и объяснениями, основанными на законодательных мотивах, литературных источниках, иностранных законодательствах и судебной практике. Пг., 1916).

Тема общественного интереса при реализации авторами и их наследниками исключительного права, которая, как оказалось, имела принципиальное значение не только для Льва Николаевича, с самого первого момента принятия нового закона начала активно обсуждаться ведущими российскими цивилистами.

Присяжный поверенный Санкт-Петербургской судебной палаты С.А. Беляцкин одним из первых подготовил к закону развёрнутый комментарий «Новое авторское право в его основных принципах», где специально указывал на это важное свойство авторского права и солидаризировался с его авторами: «До момента опубликования произведения интерес общества заключается лишь в том, чтобы произведение существовало и было опубликовано, однако общество не может истребовать произведение от автора, как не может адресат истребовать от адресата письмо, написанное, но ещё не посланное, сколь бы важно и существенно ни было ещё для адресата получение этого письма. Но с того времени, как произведение предано гласности, общество имеет реальный правовой интерес к сохранению произведения. (…) Притязания общества покоятся на том, а). что в духовном порыве автора, родившем на свет произведение искусства, доля участия принадлежит обществу (или даже человечеству), в). что, опубликовав своё произведение, автор фактически присоединил общество к предмету своего творчества и с). что общество имеет особый, специфический интерес к творению духа, обуславливающий культурное существование человека. (…) Автор, субъект права в первую очередь, безраздельно осуществляет и защищает своё право, извлекая из произведения все личные и материальные выгоды, в течение своей жизни. Но как личность с физической смертью её носителя не исчезает окончательно и как бы переходит ещё на некоторое время в домашний круг семьи и близких, то авторское право, в ограниченном размере, остаётся в среде приближённых автора после его смерти столько, сколько может примерно существовать одно поколение. (…) предоставление экономической выгоды наследникам как вечного права противоречит правам общества…».

Об этом же мы читаем в книге профессора Г.Ф. Шершеневича «Авторское право на литературные произведения»: «Общество, заботящееся о распространении в своей среде просвещения, должно желать, чтобы цена книги была по возможности ниже, доступна даже для самых бедных слоёв его. (…) Но в цену книги входит, как мы видели, ещё один элемент – авторский гонорар, – и здесь-то именно происходит столкновение интересов автора с общественным интересом. (…) со своей частной точки зрения, авторы склонны к безграничному расширению пределов юридической защиты своих имущественных интересов» (Шершеневич Г.Ф. Авторское право на литературные произведения»).

Он же ссылается на американского экономиста Кэрри, отстаивавшего взгляды о том, что единственным вознаграждением автора может быть слава и распространение его сочинений, и указывал, в свою очередь, на Гумбольдта, Ламарка, Кювье, Франклина, которые вообще не пользовались материальными результатами своих открытий (возможно, потому, что большинство из них были масонами?). Хотя самые жёсткие оценки чрезмерной защиты прав автором принадлежали первому европейскому анархисту Пьеру-Жозефу Прудону, который приравнивал авторские гонорары к доходам проститутки, при этом часто повторяя слова Жака-Пьера Бриссо: «La propriete c’est le vol»[110].

Мысли Льва Николаевича о безнравственности авторского права как права искусственного во многом поддерживает глубокий религиозный философ и один из родоначальников русского космизма Николай Фёдорович Фёдоров (Гагарин). Они довольно тесно общались до 1892 года, когда между мыслителями произошёл разрыв из-за антиклерикальных статей Толстого. Н.Ф. Фёдоров изложил своё видение актуальной проблемы в статье «Авторское право и авторская обязанность, или долг»[111], в которой писал: «При существовании права литературной собственности, допускающей торговлю произведениями мысли, эти произведения не заслуживают уже названия творений, а должны называться просто товаром и должны быть уравнены во всём с произведениями ремёсел, а самые производители этих товаров должны быть подчинены общему со всеми ремесленниками управлению, т. е. ремесленной управе (…) Право авторское основывается на приравнивании произведений ума и души к произведениям рук, к произведениям ремесленным, которые подлежат свободной торговле, имея меновую, рыночную ценность, – основывается, следовательно, на отрицании в слове священного значения и на признании нравственности только знанием, ни к чему не обязывающим» (Фёдоров Н.Ф. Авторское право и авторская обязанность, или долг. К вопросу о литературной конвенции. Газета «Дон» № 106, от 6.10.1896).

А в своей статье «Плата за цитаты, или Великая будущность литературной собственности, литературного товара и авторского права» по поводу требования французских литераторов оплачивать им при издании книг любое цитирование их произведений тот же Николай Фёдорович саркастически утверждал, что скоро придёт такое время, когда «…великий писатель, сидя в своём роскошном дворце, после каждой написанной им фразы будет назначать продажную ей цену (…) а под конец страницы подводить итог; окончив же всё сочинение, он может помечтать о том, что его праправнуки и даже самые дальние потомки, свято храня завет отеческий, не уступят ни одного сантима с назначенной им цены, и прибавят – отчего же не быть прогрессу в этом отношении?!»

Никак не соглашался оценить труд автора как результат деятельности общественной А.Ф. Кони, резонно считая, что «называть автора всегда и во всяком случае общественным деятелем – значит слишком широко толковать понятие авторской деятельности. Автор может употреблять силу своего таланта на возбуждение низменных страстей, на загрязнение воображения своих читателей, на растление вкусов и фантазий будущих поколений. (…) Какой же в этом случае он общественный деятель? Там, где трудно установить точную границу между работой на служение общественным задачам и безнравственностью и даже преступностью, которые лишь по особым условиям общественной жизни не подходят под действие уголовного закона, можно весьма усомниться в том, чтобы право называться общественным деятелем принадлежало каждому автору» (Кони А.Ф. Некоторые вопросы авторского права).

В этом смысле оценка общественного значения творчества Льва Толстого, его публицистики, подвижничества, благотворительности и т. д. не вызывает никакого сомнения. В числе его сторонников становится всё больше представителей аристократии, военных, промышленников: князь Д.А. Хилков, П.И. Бирюков, В.В. Еропкин, братья Анохины и др. Для абсолютного большинства его современников, а уж тем более – последователей Толстой принадлежит всей России, а не, простите, его многочисленному семейству. Как грибы после дождя распространяются не только идеи Толстого, но и открываются школы, курсы, создаются коммуны. Известная толстовская колония «Криница», находившаяся около современного Геленджика, просуществовала несколько десятилетий, притом что её члены категорически отказывались «эксплуатировать» животных при сельскохозяйственных работах.