– Нет, это вам, леди, стоило бы проявить рассудительность и придумать что-нибудь получше этой нелепой ловушки, – тихо произнес я. – В спешке вы кое-что не учли.
– Да? – нервозно поинтересовалась она, отчаянно соображая, что могла упустить. – И что же это?
– Я тот человек, который в одиночку окружил целый город непреодолимым ледяным барьером. Вы правда думаете, что какой-то мелкий глушитель меня остановит, тем более когда я окружен моей же стихией?
С этими словами я заглянул так глубоко внутрь себя, насколько это возможно, и зачерпнул весь жидкий лед из вен до самого предела.
Где-то на окраине сознания проскользнула мысль, что этого может не хватить. Что глушитель – это все же глушитель, а я никогда всерьез не проверял, что будет с подобным артефактом, если я выложусь весь, до конца. Но предательская мыслишка утонула под другой, более важной – если я не выберусь отсюда, погибнет и Энжи.
Светящийся куб, поглощающий магию, не выдержал напора энергии и взорвался в руках Лерии, заставив ее вскрикнуть. В следующий миг снег в яме и на всей поляне закрутился вихрем, окружая меня. Я взмахнул рукой, вызывая метель, подчиняя ее и вынуждая уложиться под моими сапогами, чтобы я мог по ней, как по лестнице, взойти наверх.
Наверное, мое появление на поляне – в окружении вихрящегося снега, с воющим ветром под ногами – оказалось донельзя эффектным. Но мне было плевать.
Первым на меня напал волк, стоявший слева от Лерии. Он был раза в полтора крупнее обычных волков, с налитыми кровью глазами и клыками, которые легко могли насквозь прокусить руку взрослого человека.
Тварь унесло штормовым порывом и ударило о каменный постамент. Хруст позвоночника было слышно даже сквозь завывания ветра. А я мог больше не оглядываться в ту сторону.
Второй зверь, размерами под стать первому, почти меня достал. Почти. Он воспользовался тем, что я отвлекся на его дружка, но я успел уклониться от раззявленной пасти, и волк промахнулся. В следующий миг его прибило к земле ледяным копьем толщиной с мою голень. Оно прошло насквозь волка, глубоко вознившись в землю и окрасив ее в алый цвет.
Моя магия всегда была хаотичной, в большой степени инстинктивной. Этим она сильно отличалась от тонкой, аккуратной магии других волшебников, хотя бы тех же менталистов. Они что-то там крутили в своей голове, сплетали хрупкие нити заклинаний, собирали по крупинкам «замороженные» в уме воспоминания… Я всегда бил наотмашь, яростно. Так, чтобы наверняка. Часто в этот миг в моей голове, занятой буйством стихии, умещалась лишь какая-нибудь одна мысль или одно стремление. Превзойти, поймать, убить…
Сейчас это было: «Энжи».
Ушли все сомнения на ее счет и злость из-за предательства. Теперь ясно, что она не связана никак с этими покушениями. Идиотские совпадения! Все ее проклятый оборотень и его попытка сломать стену. Я бросил Энжи одну – и теперь из-за меня ей грозит смерть. Если что-то случится, я себе это не прощу. Никогда.
Лерия упала на снег прямо на краю ямы и закричала, держась за лицо. Я наклонился, схватил ее за руки и рявкнул:
– Где она? Куда ты спрятала Энжи?
Когда удалось отнять ладони генеральской дочери от ее лица, оказалось, что оно изрезано мелкими осколками артефакта. Некоторые куски вошли так глубоко, что торчали из кожи.
Красивой Лерии не быть уже никогда. Но в темнице ей привлекательность и не понадобится.
К сожалению, девушка была настолько шокирована ранением, что только еще громче завизжала и отпрянула от меня. От боли она была не способна произнести ни слова, а исходящий от меня холод причинял ей дополнительные страдания. Выругавшись, я отпустил ее и огляделся.
Здесь должно быть хоть что-то, что подскажет, где мне искать любимую женщину. Да, в бездну сомнения. Я до смерти хочу еще раз прижать ее к себе. И целовать. И видеть ее рядом с собой. И убью всех, кто встанет на пути.
На краю поляны дернулись ветви, хлопнулась оземь снеговая шапка. С липы взлетел черный ворон, поскорее удирающий с побоища, где так бесславно пали его товарищи. Я не сомневался, что эта птица – тот же самый стражник-оборотень, которого должны были казнить за покушение. Очевидно, гонец лежит в одном из городских каналов мертвый и не доберется до меня уже никогда.