– Они покупают права на документальную ленту и название «Обмани-Смерть». Ты получишь чек на сто тысяч, Сьюзан.
– Красота!
Все трое уставились на меня, изумляясь, что я сохраняю невозмутимость.
– Пятьсот тысяч фунтов?
У Хелен округлились глаза.
– Долларов, милый. За право экранизации. Это роскошное предложение.
– Понятно…
– Мы наверняка сможем получить процент от проката, – поспешил добавить Ален, заметив, что я не впечатлился. – Мы только начали переговоры.
– Я должен подумать.
В такси, по пути домой, Хелен назвала меня «гигантом». Когда любимая женщина пускает в ход такой эпитет, вы ощущаете незнакомую доселе гордость, хоть и пытаетесь не подавать вида.
– Ты был прав, милый, и проявил находчивость.
– Мне действительно нужно все обдумать, Хелен.
Неделю спустя она сказала, что я все время ее разочаровываю, и выглядела при этом рассерженной. Случилось это после того, как я объявил, что ничего не стану подписывать и мне нет дела до Джонни Деппа и Голливуда.
– Пятьсот тысяч, Том, ты что, не понимаешь?! Да ты за двадцать лет не заработаешь таких денег в своей тухлой ассоциации! Тебе следует подумать о будущем, о деньгах на старость… Жизнь на пенсии может быть очень тяжелой, если не откладывать, уж ты мне поверь. Мы наверняка сможем поднять цену.
– Прости, Хелен, эта история тяжело мне далась, и я не хочу, чтобы кто-то «переносил ее на экран», как выражается Бейл. Наша жизнь в пустыне совсем не напоминает кино, поверь мне на слово. Там остались мои друзья. Я их никогда не забуду и уж конечно не стану торговать воспоминаниями. Нужно подвести черту под историей о человеке по прозвищу Обмани-Смерть, иначе я никогда от нее не избавлюсь. Я выбираю другое направление, а глупую легенду оставляю в прошлом.
– Ты совершенно лишен честолюбия, Том.
Я не сразу понял, что сама Хелен вовсе не бережлива. Она великодушно помогала двум подругам, попавшим в тяжелую ситуацию, точно зная, что те никогда не вернут ей долг, и на пару со Сьюзан финансировала амбулаторию в Уганде. Ее настойчивость объяснялась желанием позаботиться о моих интересах. Думаю, Хелен подсознательно стремилась защитить меня: когда-то давно, после ухода отца, ее семья впала в крайнюю нужду, и даже успех, которого она добилась, не прогнал застарелый страх. Судить человека по внешности – пустое дело, эта банальная истина известна всем и каждому. По натуре Хелен была легким человеком с хорошим чувством юмора, но доминантой ее жизни всегда оставалась работа. Она вечно что-то монтировала, снимала репортажи, билась за право первой взять интервью. Повседневность Хелен заключалась в работе, и абстрагироваться ей было очень нелегко. Размолвки у нас случались редко, и мы быстро мирились, Хелен не держала на меня зла, а ночные объятия врачевали тела и души.
Ни один из нас не был создан для семейной жизни. Она часто надолго застревала на съемках, я был занят делами ассоциации, и мы проводили вместе мало времени. Хелен могла исчезнуть без предупреждения, я прокладывал маршрут по Корнуоллу или Котантену, и мы иногда по две недели не виделись и даже не перезванивались.
Каждую ночь, ровно в 03:45, внутренний будильник Хелен подавал голос, она просыпалась, резко садилась на кровати, включала компьютер, час читала почту, снова ложилась и спала до утра. Она часто жаловалась, что чувствует себя вялой, и за завтраком глотала коктейль из витаминов, но пилюли почти не действовали. Я, в отличие от нее, засыпал мгновенно и легко просыпался – благодаря суровой школе Лимпстона, где нужно было за ночь сбрасывать накопившуюся усталость.
Однажды я спросил: «Тебе обязательно вскакивать среди ночи?» Она удивилась и огорчилась, что тревожит мой сон, и я поспешил успокоить ее: