530 Психотерапевт, серьезно относящийся к своей работе, должен разобраться с этим вопросом. Он должен решать в каждом отдельном случае, готов он или нет поддержать пациента советом и делом в дерзком (и, бывает, ошибочном) начинании. У него не должно быть фиксированных представлений о том, что правильно, а что неправильно, и он не должен притворяться, будто знает, как правильно; иначе он будет черпать выводы из сокровищницы своего опыта. Он должен помнить, что реально лишь происходящее для пациента, ибо реальность действует. Если что-то, для меня ошибочное, оказывается более действенным, нежели истина, значит нужно следовать этой ошибке, поскольку в ней заключаются сила и жизнь, а я их потеряю, цепляясь за то, что мню истиной. Свету нужна тьма, ибо в противном случае он ничего бы не освещал.
531 Хорошо известно, что фрейдовский психоанализ ограничивается задачей осознания теневой стороны и зла внутри человека. Он просто приводит в действие скрытую гражданскую войну и позволяет той идти. Пациент должен справиться с нею, как только сможет. К сожалению, Фрейд упустил из вида тот факт, что человек не способен в одиночку противостоять силам тьмы, то есть бессознательному. Он всегда нуждался и нуждается в духовной помощи, которую оказывала религия. Раскрытие бессознательного неизменно чревато приливом сильных душевных страданий; словно процветающая местность опустошается полчищам варваров или словно плодородные поля уничтожает бурный поток, прорвавший плотину. Мировая война[669] была как раз таким вторжением и показала, как ничто другое, сколь тонки стены, отделяющие упорядоченный мир от подступающего со всех сторон хаоса. Точно так же обстоит дело с человеком и его рационально упорядоченным миром. Стремясь отомстить за насилие, которое учиняет над нею человеческий разум, разгневанная Природа ждет подходящего мгновения, когда перегородка рухнет, чтобы сокрушить сознательную жизнь. Человек осознавал эту опасность для своей психики с древнейших времен, даже на самых примитивных уровнях развития культуры. Чтобы противостоять этой угрозе и восстановить нанесенный урон, были придуманы религиозные и магические практики. Вот почему знахарь также является и священником; он спаситель души и тела, а религии суть системы исцеления от душевных болезней. Это особенно верно в отношении двух величайших религий человечества, христианства и буддизма. Человеку в его страданиях никогда не помогает самосознание; только сверхчеловеческая истина откровения способна избавить от страданий.
532 Сегодня волна разрушения уже настигла нас, и психике нанесен немалый ущерб. Вот почему пациенты заставляют психотерапевта рядиться в священника, ждут и требуют от него, чтобы он освободил их от страданий. Вот почему мы, психотерапевты, должны браться за задачи, которые, строго говоря, относятся к предмету богословия. Но мы не можем предоставить ответ на эти вопросы теологам; с неотложными психическими потребностями наших пациентов мы ежедневно сталкиваемся напрямую. Поскольку, как правило, каждая концепция и каждая точка зрения, унаследованная из прошлого, оказывается бесполезной, мы должны сначала пройти с пациентом весь путь его болезни, путь ошибок, обостряющих внутренние конфликты и усугубляющих одиночество до той грани, за которой оно становится невыносимым, в надежде на явления из душевных глубин, извергающих как силы разрушения, так и силы спасения.
533 Впервые ступив на этот путь, я ведать не ведал, куда он приведет. Я не знал, что скрывается в глубинах психики — в той области, которую с тех пор стал обозначать как «коллективное бессознательное» и содержание которой стал определять как «архетипы». С незапамятных времен вторжения бессознательного случались снова и снова, они исправно повторяются по сей день. Ведь сознание не существовало изначально; по детям мы видим, что в первые годы жизни его необходимо создавать заново. В этот период становления сознание отличается крайней слабостью, и то же самое можно сказать о психической истории человечества, в которой немало примеров того, как легко бессознательное захватывало власть. Эта борьба наложила свой отпечаток на человечество. Если выражаться научным языком, можно заявить, что человек обрел инстинктивные защитные механизмы, которые автоматически срабатывают, когда опасность наиболее велика, а их вступление в действие при чрезвычайных ситуациях отражается в нашей фантазии рядом образов, что неизгладимо запечатлеваются в человеческой психике. Наука может лишь установить существование этих психических факторов и попытаться дать им рациональное объяснение, выдвинув гипотезу об их источнике. Однако тем самым мы возвращаемся на шаг назад, не приближаясь к разгадке. В итоге перед нами встают основные вопросы бытия: откуда взялось сознание? что такое психика? Тут наука заканчивается.
534 Поневоле кажется, что в разгар болезни разрушительные силы превращаются в целительные. Все дело в том, что архетипы пробуждаются к самостоятельной жизни и берут на себя руководство психической личностью, вытесняя эго с его тщетными желаниями и устремлениями. Как сказал бы религиозно мыслящий человек: Бог направляет и располагает. С большинством моих пациентов приходится избегать такой формулировки, при всей ее уместности, поскольку она слишком напоминает им о том, от чего изначально они должны были отказаться. Поэтому выражусь менее возвышенно: психика пробуждается к спонтанной активности. Действительно, эта формулировка лучше соответствует наблюдаемым фактам, потому что трансформация происходит в тот миг, когда в снах и фантазиях возникают мотивы, источник которых в сознании отыскать попросту невозможно. Для пациента это не что иное, как откровение: нечто неведомое и странное поднимается вопреки ему из скрытых глубин психики, нечто такое, что не является его эго и, следовательно, находится вне досягаемости индивидуальной воли. Он вновь обретает тем самым доступ к источнику психической жизни, и это событие знаменует начало лечения.
535 Чтобы проиллюстрировать сказанное, следовало бы привести некоторое число примеров. Однако убедительный пример подобрать навскидку не так-то просто, потому что, как правило, все явления носят чрезвычайно деликатный и комплексный характер. Нередко речь идет всего-навсего о глубоком впечатлении, произведенном на пациента самостоятельной сновидческой активностью. Или же фантазия принимается указывать на что-то такое, к чему его сознательный разум был совершенно не готов. Но в большинстве случаев именно содержания архетипической природы (или связи между ними) оказывают сильное влияние сами по себе, независимо от того, постигнуты они сознательным умом или нет. Эта спонтанная активность психики часто становится настолько насыщенной, что индивидуум зрит визионерские видения или слышит внутренние голоса — то есть переживает истинное, как бы первобытное схождение духа.
536 Такие переживания сполна вознаграждают страждущего за его муки. Впредь он будет прозревать свет сквозь путаницу образов и, более того, сможет принять конфликт внутри себя, чтобы преодолеть в конце концов болезненный разлад натуры на более высоком уровне.
537 Фундаментальные проблемы современной психотерапии настолько важны и судят столь серьезные последствия, что их обсуждение в докладе исключает любые подробности, при всей желательности последних для более ясного изложения. Тем не менее мне, надеюсь, удалось достичь своей главной цели и показать отношение психотерапевта к его работе. Это может оказаться полезнее наставлений и указаний на способы лечения, которые, как ни крути, никогда не приносят нужного результата, если их применяют без правильного понимания. Отношение психотерапевта бесконечно важнее, чем теории и методы психотерапии, и поэтому мне прежде всего хотелось разъяснить это отношение слушателям. Льщу себя мыслью, что рассказал обо всем честно и в то же время поделился сведениями, которые позволяю судить, когда и каким образом священнослужитель может объединять усилия с психотерапевтом. Также я считаю, что нарисованная мною картина духовного мировоззрения современного человека соответствует истинному состоянию дел, но вовсе не притязаю на непогрешимость. Так или иначе, мои слова о лечении неврозов и связанных с этим лечением проблемах — чистая правда. Мы, врачи, приветствовали бы, естественно, сочувствие и понимание со стороны духовенства, поддержку наших усилий по исцелению душевных страданий, но мы вполне осознаем, какие основополагающие трудности препятствуют сотрудничеству. Сам я занимаю, пожалуй, крайнее левое крыло в парламенте протестантских мнений, но первым готов предостеречь массы от некритических обобщений собственных точек зрения. Как швейцарец, я являюсь убежденным демократом, но охотно признаю, что Природа аристократична и, хуже того, эзотерична. «Quod licet Jovi, non licet bovi» («Что позволено Юпитеру, то не позволено быку») — малоприятная, но неоспоримая истина. Кому прощены их многочисленные грехи? Тем, кто много любил. А что касается тех, кто любит мало, их немногочисленные грехи обращаются против них. Я твердо убежден в том, что огромное количество людей принадлежит к католической церкви просто потому, что она им лучше всего подходит. В этом я уверен ничуть не меньше, чем в выводе, к которому пришел сам: примитивная религия для первобытных людей лучше христианства, настолько им непонятного и чуждого, что они способны подражать ему только самыми омерзительными способами. Еще, полагаю, нам нужны противники (протестанты) католической церкви — и противники протестантизма, поскольку проявления духа поистине чудесны и столь же разнообразны, как и само Творение.
538 Живой дух растет и даже перерастает прежние формы выражения; он свободно выбирает людей, которые его провозглашают и в которых он живет. Этот живой дух вечно обновляется и стремится к своей цели разнообразными, непостижимыми способами на протяжении всей истории человечества. По сравнению с ним имена и формы, даваемые людьми, имеют крайне мало значения; это всего лишь меняющиеся листья и цветы на стволе вечного дерева.
VIII
Психоанализ и исцеление души[670]
539 На вопрос об отношениях между психоанализом и пастырским исцелением души ответить нелегко, потому что эти попечения направлены на сущностно различные предметы. Исцеление душ, практикуемое священнослужителями и священниками, есть религиозное влияние, основанное на христианском исповедании веры. С другой стороны, психоанализ является медицинским вмешательством, психологической техникой, цель которой состоит в выявлении бессознательных содержаний и их осознании. Впрочем, такое определение психоанализа применимо только к методам, используемым школой Фрейда и моей собственной. Метод Адлера с этой точки зрения не является анализом и не преследует поставленную выше цель. Это в основном педагогическое направление, которое воздействует непосредственно на сознательный разум, как бы не принимая во внимание бессознательное. По сути, это дальнейшее развитие французского
54 °C другой стороны, фрейдовский психоанализ, игнорируя прозорливость и волю, в первую очередь стремится сделать содержания бессознательного доступными для сознательного разума, заодно уничтожая причины расстройств или их симптомы. То есть Фрейд желает устранить нарушение адаптации через ослабление симптомов, а не посредством излечения сознательного разума. Такова цель его психоаналитической техники.
541 Мое отличие от Фрейда начинается, если говорить об истоках, с истолкования бессознательного материала. Само собой разумеется, что нельзя интегрировать что-либо в сознание без некоторой меры понимания, то есть без осознания. Чтобы сделать бессознательный материал постижимым или понятным, Фрейд применяет свою знаменитую сексуальную теорию, которая оценивает материал, выявленный в ходе анализа, прежде всего в качестве сексуальных склонностей (или иных аморальных желаний), несовместимых с сознательной установкой. В своих взглядах Фрейд опирается на рационалистический материализм конца девятнадцатого столетия (очевидным доказательством чему служит его книга «Будущее одной иллюзии»). Благодаря такому подходу возможно без особых затруднений признать — это чревато важными последствиями — животную природу человека, ибо моральный конфликт в таком случае, по-видимому, ограничивается легко предотвращаемыми столкновениями с общественным мнением или уголовным кодексом. Одновременно Фрейд рассуждает о «сублимации», под которой он понимает приложение либидо в десексуализированной форме последнего. Здесь не место вдаваться в критику этой деликатной темы, и я просто укажу, что не все, выходящее из бессознательного, может быть «сублимировано».
542 Для любого, кто по темпераменту, по философским или религиозным причинам не может принять точку зрения научного материализма, осознание бессознательных содержаний с очевидностью является серьезной проблемой. К счастью, инстинктивное сопротивление защищает нас от выводов, которые способны завести слишком далеко; часто мы довольствуемся лишь умеренным приростом сознания. Это особенно верно в случаях простых, неосложненных неврозов, или, скорее, у простых и непосредственных людей (невроз никогда не бывает сложнее, чем человек, у которого болезнь развивается). С другой стороны, люди более утонченной натуры страдают в основном от страсти к осознанию, намного превосходящей инстинктивное сопротивление. Они хотят все видеть, знать и понимать. Для этих людей ответ, полученный посредством фрейдовской интерпретации, будет неудовлетворительным. Тут готовы прийти на помощь церковные инструменты благодати, в особенности те, что вверены католическим священникам, поскольку их форма и значение исходно соответствуют природе бессознательных содержаний. Потому-то священники не только выслушивают исповедь, но и задают вопросы — даже обязаны их задавать. Более того, они вправе спрашивать о том, чем люди обычно делятся разве что с врачами. Ввиду имеющихся в его распоряжении инструментов благодати вмешательство священника не может рассматриваться как превышение компетенции, поскольку он вполне уполномочен усмирять бурю, которую сам и вызвал.
543 Для протестантского священнослужителя все не так просто. Помимо общей молитвы и святого причастия, в его распоряжении нет ритуальных церемоний, духовных упражнений, розариев, паломничеств и прочего инструмента с выразительной символикой. Поэтому он вынужден упирать на моральные основания, ставя тем самым инстинктивные силы, исходящие из бессознательного, под угрозу нового подавления. Любое сакральное действие в любой форме делается своего рода сосудом для приема содержаний бессознательного. Пуританское упрощение лишило протестантизм именно этого средства воздействия на бессознательное; во всяком случае, лишило священнослужителя качества священного посредника, столь необходимого для души. Вместо этого ответственность возлагается на индивидуума, который остается наедине с Богом. В этом как преимущество, так и опасность протестантизма. Отсюда же внутреннее беспокойство, которое на протяжении нескольких столетий породило более четырехсот протестантских деноминаций (явный симптом взбунтовавшегося индивидуализма).
544 Не подлежит сомнению тот факт, что психоаналитическое развенчание бессознательного имеет важные последствия. Столь же несомненным видится влияние католической исповеди, особенно когда подразумевается не просто пассивное выслушивание, а активное вмешательство священника. А потому поистине удивительно, что протестантские церкви не предприняли до сих пор попыток возродить исповедь как воплощение пастырской связи между пастырем и паствой. Впрочем, для протестанта нет — и не может быть — возврата к этой примитивной католической форме; она слишком резко противоречит природе протестантизма. Протестантский священнослужитель, правильно усматривающий в исцелении душ истинную цель своего труда, вполне осознанно ищет новые способы взывания к сердцам, а не только к ушам прихожан. Аналитическая психология, как кажется, может быть в этом подспорьем, поскольку смысл и цель его служения не обретаются в ходе воскресной проповеди, которая, достигая ушей прихожан, редко проникает в сердца, а тем более в душу, в самые сокровенные глубины скрытого в человеке. Исцеление души можно практиковать лишь в частной беседе, в здоровой атмосфере безоговорочной уверенности. Душа должна воздействовать на душу, многие двери должны быть распахнуты, открывая путь к сокровенному святилищу. Психоанализ обладает средствами открывать такие духовные двери, которые в противном случае оставались бы плотно закрытыми.
545 Правда, открытие этих дверей зачастую походит на хирургическую операцию, когда врач со скальпелем в руке готов к любому исходу, совершая разрез. Психоаналитик также может обнаруживать нечто непредвиденное, нечто крайне неприятное, вроде скрытых психозов и тому подобного. Хотя со временем все это нередко само всплывает на поверхность сознания, принято винить именно аналитика, который-де своим вмешательством преждевременно обнажил расстройство. Лишь доскональное знание психиатрии и ее специализированных методик может защитить врача от таких промахов. Поэтому непрофессиональный аналитик всегда должен работать в сотрудничестве с врачом.
546 По счастью, несчастные случаи, о которых я только что упомянул, происходят относительно редко. Но психоанализ выявляет материал, сам по себе достаточно сложный для того, чтобы с ним справиться. Пациент сталкивается лицом к лицу со своими жизненными проблемами и, следовательно, вынужден отвечать на ряд серьезнейших, фундаментальных вопросов, от которых он до сих пор уклонялся. Поскольку человеческая природа очень далека от невинности, выявляемых фактов обыкновенно вполне хватает для того, чтобы объяснить, почему пациент их избегал: он инстинктивно чувствовал, что не знает удовлетворительного ответа на эти вопросы. Соответственно, он ожидает ответов от аналитика. Последний может преспокойно оставить некоторые критически важные вопросы открытыми — в интересах пациента, ибо ни один здравомыслящий пациент не будет ожидать от врача чего-либо, кроме медицинской помощи. От священнослужителя же ждут большего, а именно — ответов на вопросы веры.
547 Как уже было сказано, католическая церковь располагает способами и орудиями, издавна служившими для объединения низших, инстинктивных сил психики в символы и для дальнейшей их интеграции в иерархию духовного. У протестантского священнослужителя нет таких орудий, и поэтому он часто застывает в недоумении перед некоторыми фактами человеческой натуры — из разряда тех, с которыми не в состоянии справиться ни увещевания, ни прозрения, ни благие намерения и ни героическое самобичевание. В протестантизме добро и зло категорически и непримиримо противопоставлены друг другу. Нет зримого прощения; человек остается один на один со своим грехом. А Бог, как мы знаем, прощает только те грехи, которые люди побеждают самостоятельно. Для протестантского духовенства серьезное психологическое затруднение заключается в том, что у пасторов нет форм, которые могли бы уловить низшие инстинкты психической жизни. Именно проблема бессознательных конфликтов, выявленных в ходе психоанализа, требует решения. Врач может — на основе научного материализма — взяться за эту задачу с надлежащим рвением, то есть может рассматривать этические проблемы своего пациента как лежащие вне медицинской компетенции. Он может спокойно укрыться за искренним сожалением: «Вот с этим вам следовало бы разобраться поскорее». А протестантский священнослужитель, на мой взгляд, не должен умывать руки ввиду собственной невиновности; ему ведь поручено сопровождать душу человека, который доверяет пастору, в ее темном путешествии. Редукционистская точка зрения психоанализа здесь приносит мало пользы, потому что любое развитие есть приращение, а не разрушение. Добрый совет и моральное увещевание помогают плохо, если помогают вообще, в серьезных случаях, ибо, если им следовать, они рассеивают ту густую тьму, что предшествует рассвету. Как гласит мудрое восточное изречение, лучше творить добро, чем избегать зла. Посему мудрый притворяется нищим, царем или преступником и памятует о богах.