— Нет, впервые видел, — Перси едва продирался сквозь путанные воспоминания, покрытые хмельным туманом. — Мужика тоже. Они были на красной развалюхе.
— Марка? Номер?
— Не запомнил.
— Красная развалюха ни о чем не говорит, у нас полгорода на красных развалюхах разъезжает, — усмехнулся Фабер и вернулся к делам. — Я не могу брать штурмом «Барнадетт» только потому, что тебе что-то послышалось или показалось.
— А это, по-вашему, тоже показалось? — в отчаянии Перси указал на увеченное лицо.
Полицейский начал терять интерес к разговору:
— Давай вспомним, сколько раз ты сидел передо мной в таком виде? Семь? Боже, да передо мной любитель нарываться на проблемы!
— То есть вы не будете проверять еще раз?
— Повторяю, в «Барнадетт» все чисто. Там живут Эстель и Агнес Стелманис — милые женщины, даже мухи не обидят. А тебе, Перси, я посоветую впредь не разъезжать в нетрезвом состоянии. Можешь схлопотать проблем и посерьезнее.
И без того обезображенное лицо Перси перекосило от гнева:
— Да и плевать я хотел на тачку! Мне папа новую купит. А эту, если найдете, можете себе оставить, — возмущенно вскинул он руку и вскочил со стула.
Парень отправился было прочь из кабинета, но голос Фабера задержал его:
— Перси. Если я узнаю, что ты сунулся в «Барнадетт», предупреждением можешь уже не отделаться. Не думаю, что это понравится твоему отцу.
— Да понял я, понял, — раздраженно проворчал тот.
С грохотом он захлопнул дверь, а потом всю дорогу до дома под песни «Van Halen» раздумывал, какую машину выберет на этот раз. Что-то стильное, может и вовсе кабриолет! И точно не красного цвета. Вот парни обзавидуются!
В вечерней гостиной тихо потрескивал камин, вторя свистящей с улицы метели. Джеймс лежал на диванчике и откровенно хандрил. Меланхолически запрокинув голову, он изучал потолок, как скучную книгу. Не забавлял его и Ричард, растянувшийся среди подушек напротив, — томные глаза горели золотом в полумраке, не излучая никакого интереса к жизни.
Между двух зол расположилась Нина, предпочитая мягким сиденьям пол. Глядя на апатичные лица, ей невольно хотелось свернуться на коврике калачиком и спать, спать, спать до самого утра. Кружка чая в руках обдавала теплом и особенно уютно согревала, когда беснующий за окнами ветер то и дело, что вздымал снежные вихри, заставляя стекло в рамах дребезжать.
Над Ричардом навис Люциус, — облокотившись о спинку дивана, он безразлично разглядывал ногти. Спокойствие делало его аристократичные черты вдохновением всех художников. Точеные, выразительные — Тициан выводил бы их с превеликим удовольствием.
Грейсон и Эстель держались поодаль, заискивающе осматривая углы залы, словно находились здесь впервые.
Безмолвное ожидание томило и задерживалось в гостиной уже до неприличия.