– Мне было все равно. Я не эмоционален. Можете оборачиваться.

Кейн обернулась, с любопытством его разглядывая. Атрес переоделся в домашнюю одежду, и очень непривычно было видеть его без строгого мужского костюма. Словно без брони.

– Можете считать меня странной, Алан, но мне вы совсем не напоминаете часы. Ни разу не встречала часы, которые я бы раздражала, – сказала ему Кейн. – И я не верю, что закономерность настолько простая. В Хаузера пророс медиатор иллюзий, но сам Вольфган… знаете, он на самом деле был совершенно обычным человеком. За пределами сцены в его жизни не было иллюзий. Он любил свою дочь и свою работу и понятия не имел, как для него все закончится. Многие говорят про связь между схематиком и медиатором, про первопричину. Но это точно не то, что вы кому-то показались похожим на часы.

Атрес недовольно поджал губы и уточнил:

– Вам это не нравится?

Кейн рассмеялась, чтобы сгладить неловкость:

– Странно, правда? Я даже не знаю, кто вам это сказал и при каких обстоятельствах. И все равно меня это злит.

– Странно, – согласился он и неожиданно добавил: – Я не против.

В читальном зале пахло пылью, типографской краской и бумагой. Свет ложился на каменные плиты пола и на полированные деревянные столешницы косыми лучами, золотил витые ножки светильников. Было тихо, и казалось, что стеллажи с книгами поглощают звуки.

Кейн выбрала место в закутке с литературой по теории спирита, между полками с университетскими пособиями и каталогами бытовых схем.

Из окна было видно ратушу и большие круглые часы наверху, иногда Кейн отвлекалась от чтения, чтобы посмотреть на них.

Кейн жила у Атреса уже три дня и ничего примечательного с тех пор не происходило – никакие воры не вламывались в квартиру, Стерлинг не давал о себе знать, и Линнел по-прежнему не приходила в сознание. Даже с Атресом Кейн почти не виделась. До отлета оставалось совсем мало времени, и он занимался финальной проверкой «Сильверны».

Оставаясь одна в его квартире, Кейн чувствовала себя неловко, и, как правило, уходила в библиотеку. Она читала книги про Сонм и Первую Катастрофу, искала и учила схемы, которые могли пригодиться ей в путешествии, и старалась успеть как можно больше, тем не менее, прекрасно осознавая, что это невозможно.

Найти что-то стоящее в общей части библиотеки было сложно, а для изучения специальной литературы требовалось разрешение. Поиск изматывал и вызывал малодушное желание все бросить и забиться куда-нибудь до самого отлета.

В такое время в читальном зале было абсолютно пусто и почти жутко. Эта жуть напрягала и заставляла отвлекаться из-за каждого непонятного шороха.

Кейн уже несколько раз ловила себя на том, что перечитывает одно и то же место в книге.

Приглушенный звук слева заставил ее повернуть голову в сторону прохода. В последние дни ей постоянно приходилось одергивать себя, чтобы не хвататься за спирит. Красное яблоко и теперь возникло на столе между «Теорией защитных сфер» и «Атласом Сонма». Мираж проступил под поверхностями предметов, в воздухе и в пыли, плеснул на страницы книг и проглянул сквозь чернильные буквы.

Кейн усилием воли заставила себя не трогать Точку Смещения.

Потом она почувствовала присутствие постороннего спирита – слабое и как будто бы смутно знакомое, и по проходу мимо нее пролетела черная бабочка, потом еще одна и еще. Их было много, десятки, может быть, сотни крохотных миражей-образов, которые рассыпались серым дымом о корешки книг, опускались пеплом на пол, заполняли читальный зал запахом крови и гари.

– Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать, – нараспев сказала Эрика. – Выходите, мастресса Анна. Я знаю, что вы здесь.