– Добрый день, Хоуз, – Кейн поклонилась на университетский манер и добавила: – Мне хотелось бы встретиться с Эрикой.

Хоуз окинул их с Атресом неприветливым взглядом и посторонился:

– Госпожа Эрика сейчас на представлении.

– Мы подождем, – сказала Кейн. Коридор, в котором они оказались, был узким, плохо освещенным, и массивные стены старого здания почти ощутимо давили.

В ответ на просьбу Кейн о встрече Эрика ответила одним-единственным «Приезжайте».

Кейн не ждала, что встреча выйдет легкой, но и не видела смысла загадывать заранее.

– За мной.

Хоуз провел их по коридору до винтовой лестницы и начал спускаться вниз. Света на лестнице не было, и небольшой спирит-фонарь, который Хоуз принес с собой, отбрасывал по сторонам странные тени.

Чем ниже они спускались, тем холоднее становилось. Штукатурка стен сменилась на необработанную горную породу, и Кейн почти не удивилась, когда они остановились перед массивными двойными дверьми. Тяжелое темное дерево, обитое железом, кое-где едва заметно переливалось линиями спирита, в него была встроена схема. Что-то защитное, насколько могла судить Кейн.

Она ни разу не была там, но все же без труда определила, почему Эрика распорядилась привести их с Атресом именно сюда.

Хоуз повозился с массивным железным замком, прежде чем двери поддались, и Кейн заглянула внутрь.

За дверью оказалось просторное помещение, гулкое и почти полностью пустое. У дальней стены, полускрытая ширмой, стояла кровать, ближе к выходу расположились стол и два кресла. Света не хватало, чтобы рассмотреть помещение целиком, но Кейн и не нужно было этого делать.

Она знала, куда их привели.

Они с Атресом оказались в комнате, в которой Вольфган Хаузер, отец Эрики, провел свои последние месяцы.

– Садитесь, – неприязненно сказал им Хоуз и ушел, закрыв за собой дверь.

– Он не любит вас, – невозмутимо заметил Атрес, остановившись возле письменного стола.

– Никто здесь не любит меня, – ответила ему Кейн, занимая одно из кресел. – Мое решение обрекло Хаузера на медленное угасание в этой комнате. Такие вещи не располагают к любви.

– Не худшее, что вы могли бы сделать, – сухо заметил Атрес. Он наклонился над столом совершенно обыденно, явно не испытывая неловкости от того, что находился в комнате мертвого человека. – Думаете, Эрика Хаузер намеренно заставляет нас ждать?

– Я не знаю.

Кейн помнила Эрику разной – порывистой и упрямой, в отчаянии умоляющей спасти отца, собранной и сосредоточенной в Университете. И она помнила ее на полу в зале испытаний – скорчившуюся от боли фигуру в простом красном платье ученицы, белокурые локоны на грубом массивном камне пола, извивающиеся образы Миража вокруг – темные, страшные.