Сколько вы можете мне дать? – хотела спросить у него в ответ Кейн. – Как далеко в вас пророс медиатор? Как долго вы сможете..?

Но эти вопросы не имели никакого смысла. Неважно, как далеко зашел процесс, ни она, ни Атрес теперь не отказались бы от попытки расщепления. Каждый по собственным причинам, но в этом они были похожи.

Тем не менее, вопрос, который она задала, с логической точки зрения вообще не имел никакого смысла:

– Это больно?

Она не так много знала о схематиках, и вот уже два с половиной года изо всех сил старалась не узнать больше.

Должно быть, Атреса удивил ее вопрос, и все же он ответил сразу, не пытаясь подбирать слова:

– Как будто от меня отрезают части под наркозом. Я не чувствую боли, но осознаю, что теряю что-то важное.

Кейн не смогла бы в тот момент смотреть ему в глаза и намерено перевела взгляд на окно в боковой стене. За плотным стеклом медленно плыли по небу облака.

– Мне не следовало спрашивать. Наверное, я не хотела этого знать.

– Ваша жалость бессмысленна и никому не нужна, – Кейн не видела его лица, но говорил Атрес как обычно, совершенно бесстрастно, очень ровно.

– Что, если это не жалость? Что, если это чувство вины? – дальнее облако чем-то походило на кита в небе. Смотреть на него было намного проще, чем на Атреса.

– Тогда это бессмысленно вдвойне. Вы не виноваты в том, что произошло со мной.

Его голос, взвешенный, спокойный немного напоминал Кейн голос судьи.

– С вами – нет, – согласилась она и только тогда посмотрела Атресу в глаза. Действительно, как два дула. – Хотите, я исповедаюсь вам, Алан?

– Нет.

– Можете считать меня взбалмошной, но я все равно это сделаю.

– Я и без того так считаю, – сухо заметил он.

Странно было ловить себя на мысли, что ей не все равно. Что мнение Атреса, человека, которого она встретила совсем недавно, имело для Кейн значение. Ей действительно не хотелось его разочаровывать.

Увы, люди не всегда получают то, что им хочется.

– Знаете, Алан, вы не первый схематик, которого я встретила. Несколько лет назад был еще один человек.