– Прорвемся.

На воздушном причале особняка их встретил Эдвард. Его высокая темная фигура в вечерних сумерках напоминала силуэт мрачноватой птицы.

– Вы раньше на пятнадцать минут, госпожа Анна, – он приветствовал ее коротким поклоном, и она ответила кивком:

– Нас пригласили, а значит, нам все равно рады.

– Безусловно. Прошу, следуйте за мной, – он смерил Джека оценивающим взглядом, кивнул, словно бы своим мыслям, и направился к входу в дом. – Мастер Дамин уже приехал. Он будет рад вас видеть.

– Это мой сводный кузен, – пояснила Кейн Джеку. – Я думала, он улетел из Цитадели.

Дамин был не только ее кузеном, родители надеялись, что Кейн станет его женой – их не связывали кровные узы. Но потом она поступила в Университет, и о свадьбе благополучно забыли. Впрочем, после стольких лет едва ли это имело значение.

– Приглашение вашего отца убедило его вернуться.

– Значит, я не единственная, кого пытаются призвать к порядку.

Эдвард провел их внутрь, и на несколько секунд Кейн задержалась на пороге, впитывая новые детали. Было странно вернуться в этот дом после десяти лет отсутствия. Оказывается, она многое забыла, и теперь вспоминала заново – крохотную трещину в полу у парадной лестницы, полированные мраморные плиты, высокие стрельчатые окна, за которыми с темного неба сыпался снег. Вазы с живыми цветами – мама всегда любила лилии. Выращивала их в зимнем саду под самой крышей.

Занавески на окнах были новые – темно-серые, из какой-то тяжелой, матово переливавшейся ткани. Мебель в гостиной тоже была другая, казалась строже и как-то холоднее.

Джек оглядывался по сторонам, и Кейн не нравилось выражение его лица – закрытое, угрюмое, будто бы он сравнивал все, что видел, с собственной крохотной квартирой, примерял, и делал выводы. Насколько могла судить Кейн, совершенно неправильные. Она встала к нему вплотную, ненавязчиво взяла под руку – просто потому, что могла, и потому что считала нужным показать: мы вместе.

– Вам нравится? – спросил ее Эдвард. – Многое изменилось с вашего последнего визита.

– Я предпочитаю маленькие дома. Мне в них уютнее.

– Раньше вы любили этот особняк. Я еще помню, как вы бегали по коридорам и прятались за вазами с цветами.

– Я выросла, и больше не вижу смысла играть в прятки, – Кейн вежливо улыбнулась, зная, что он поймет ее правильно. Ее изматывал этот разговор, и она жалела, что пришла.

– Теперь ты предпочитаешь играть словами, моя дорогая?

Мама всегда ходила бесшумно – плавно и грациозно, словно скользила по мраморным плитам. Когда-то она учила этому Кейн – вести себя правильно, быть красивой.

Кейн была плохой ученицей и совсем не старалась.

Даже не сожалела, когда у нее не получалось.