– Трай, ты поверишь мне, если я скажу, что никак? – ухмыльнулся я, – Мы и не собирались их втягивать, как и кельтиков, да только они сами нам навязались.

– Другому не поверил бы, но ТЕБЕ – приходится. Ты можешь не сказать ВСЕЙ правды, если в твоих интересах что-то скрыть, но я не помню случая, чтобы ты обманул явно, – покачал головой турдетанский аристократ, – И если ты говоришь, что дело обстоит именно так, значит – так оно и есть. Но КАК такое оказалось возможным?

– Раньше это было невозможно, но теперь – сам видишь. Жизнь изменилась за эти годы, Трай. Не всё мы ещё сделали, что хотели, далеко не всё, но кое-что всё-таки уже сделали. Эти люди помнят, как жили раньше, и сперва им было хуже, но теперь – гораздо лучше, и никто из них не хочет больше жить так, как жили раньше. Вот почему они здесь вместе с нами.

– Так тогда переодеть их надо было хотя бы, а то ведь от ТЕХ дикарей отличить невозможно, – заметил кордубец, – Хоть одинаковые армейские туники им дали бы…

– Надо было, конечно, но говорю же, не рассчитывали мы на них. Впредь теперь и этим озаботимся, а пока вот – как сумели и успели сходу…

– И при этом у вас ПОЛУЧИЛОСЬ, и я так и не понял, КАК…

– А вот, приглядись-ка, – я указал ему на лузитанских и веттонских пленников, с которыми как раз разбирались наши лузитаны.

А там – картина маслом. Грат, мой бывший раб, останавливается возле одного из пленных – раненого, но свирепого оборванца, и мне кажется, что не просто так, а по поводу. Останавливается и сдвигает свой закрытый кожаный шлем с гребнем на затылок, открывая лицо, и похоже на то, что знакомы они с пленником. Говорят между собой о чём-то по-лузитански, но хотя я и успел уже за эти годы и в нём немножко наблатыкаться, за дальностью хрен разберёшь. Но тут они почти сразу же на повышенные тона перешли. Слышно стало хорошо, но я всё-таки в лузитанском не силён, и пока переводил мысленно услышанное на турдетанский, да въезжал, что к чему, Грат психанул сразу же и сапогом оборванцу в брюхо засветил, а затем фалькату из ножен выдернул и верхнюю половину башки бедолаге на хрен снёс. Мы с Траем переглядываемся, и у того глаза с блюдца, а у меня они нормальные – я как раз въехал в тот момент, когда свежий труп в пыль валился. Вопли, ругань, Грат ещё на одного фалькатой замахивается, двое его удерживают, Ротунд чего-то втолковывает. Подъезжаем тоже, говорю бывшему рабу:

– Уймись! Этот тоже оскорбил тебя? Повесить! Если кто-то из ЭТИХ несдержан на словесный понос – не пачкай фалькату об каждого. У тебя вождь есть, а для таких есть участь и похуже быстрой смерти – римские рудники, – это я, во всяком случае, попытался сказать, а вот насколько успешно – лузитанам виднее, поскольку говорил я по-лузитански. Наверное, примерно так, как в нашей "непобедимой и легендарной" урюки-первогодки по-русски говорили, но понять можно, а мне только это и требовалось. Типа, беспредел рядовых исполнителей мы пресекаем, но вам, уроды, от этого легче не будет.

– Так, конечно, не делается, но я его понимаю, – поясняю кордубцу, – Работал у меня на вилле и был на хорошем счету. Освобождая его, я дал ему в жёны симпатичную мавританку, чтобы остался у нас, как мы обычно и делаем, если человек толковый, но он захотел вернуться к своим. Ну, раз захотел – свободный человек, имеет право. Вернулся, а там с ним плохо обошлись – эти дикари и сами по-человечески жить не умеют, и другим не дают, а он у меня к нормальной жизни привык. Не прижился у соплеменников, стал обратно собираться, так они его ещё и обидели без вины…

– А это, значит, был один из его обидчиков? – сообразил Трай.

– Я не расслышал начала их разговора, но скорее всего. А потом – когда орать уже друг на друга начали – эта падаль его ещё и в предательстве обвинила, а такое разве спускают? Вот, собственно, на этом мы и сыграли. Как они навязались к нам на подмогу, так я и договорился с вождями, чтоб первыми в атаку не лезли, и ПЕРВЫМИ напали ТЕ. А потом – после этого – ещё и хватает совести насчёт предательства заикаться. Ну, наши лузитаны и обиделись на такую заведомую несправедливость…

– А второго по твоему приказу вешают? Хоть бы уж подобие суда изобразили…

– Некогда, Трай! У нас тут есть ещё дела и поважнее этих бродяг! – и указываю ему на стены Гасты, – Пока римляне лагерем дикарей заняты – возьмём город в осаду! – говорю это, а самому смешно ничуть не меньше, чем собеседнику.

Я ведь уже упоминал, кажется, как крестоносцы в Четвёртом крестовом походе Константинополь "осаждали"? Вот и мы примерно так же, только с поправкой, конечно, на масштабы. Семнадцати тысяч мечей у нас с Траем нет, конечно, и в помине, но и Гаста – тоже ни разу не Константинополь. Кордубец со своими конными и пешими турдетанами напротив ближайших ворот встал, восточных, Володя со своей алой, Сабаном и Битором южные блокировал, что к Гадесу ведут, а я с Ротундом – северо-западные, со стороны морского порта. Разбиваем бивак, ставим "ежи", назначаю дозоры, шлю гонца к Рузиру с просьбой придать нам всем хотя бы по когорте легионеров, поручаю текучку Тордулу как непосредственному командиру алы, а сам с турмой личной охраны – снова к Траю, потому как обкашлять надо кое-что из предстоящего. Глядим с ним на очень даже солидные для Испании укрепления, и настроения их вид нам не прибавляет. Ворота, например, даже с тараном высаживать я бы дружески не советовал, а по лестницам на стены взбираться – было уже, помнится, дело под Толетумом…

– Думаешь, придётся штурмовать? – спросил кордубец.

– Наверняка. Добром они не сдадутся.

– Ну, это смотря на каких условиях…

– Да кто ж им ТЕПЕРЬ приемлемые-то условия предложит, после их не первого уже мятежа, да ещё и с явной поддержкой разбойников? Шуточное ли дело?

– Да, тут уже им легко не отделаться. Заставят сдать оружие и срыть стены?