Хьюго Блэквуд забыл, когда в последний раз ел или спал. Орлеана по-прежнему находилась в беспамятстве и не вставала с постели. Три доктора и священник беспомощно разводили руками; никто так и не смог поставить диагноз или назначить лечение. Недуг Орлеаны балансировал между болезнью телесной и духовной, чей источник не поддавался объяснению. Она целиком погрузилась в омут страдания, не подвластный ни медицине, ни религии – сферам, которые пытался объединить Джон Ди.

Как и Блэквуд. Он осознавал, что невольно обрек свою любовь на мучения. Осознание преследовало его, омрачало каждое мгновение. Днями напролет Блэквуд проклинал себя. Решено: если Орлеана уйдет, он последует за ней. Жизнь без нее не имела смысла.

Тишину прорезал крик – паническая смесь боли и страха. Блэквуд бросился в спальню. Орлеана распростерлась на кровати: бледная кожа покрыта испариной, глаза уставились в пустоту. Несмотря на болезненный вид, кричала не она.

Новый вопль заставил Блэквуда содрогнуться. Сомнений никаких: звук доносился снаружи. Блэквуд распахнул ставни: в предвечерних сумерках, неподалеку от дома, маячил серебристый волк. В его пасти билась окровавленная норка. Двое ее лоснящихся сородичей норовили вцепиться волку в лапы. Вопиющий пример жестокости в природе. При других обстоятельствах Блэквуд поспешил бы закрыть окно, однако бой продолжался, норки верещали так пронзительно, а волк скалился так кровожадно. Блэквуд почувствовал, что звереет.

Отыскав украшенное орнаментом копье и кинжал, он поспешил во двор и стал размахивать стальным наконечником перед носом хищника. Тот оскалил пасть и выпустил мертвую добычу. Остальные норки бросились наутек.

Глаза волка кровожадно вспыхнули. Издав утробный рык, он принялся скрести лапой землю, готовясь к прыжку. Взбешенный, Блэквуд вознамерился вонзить копье в разинутую пасть и уже предвкушал момент расправы, как вдруг рычание прекратилось, оскал исчез. Казалось, зверь не замечает противника и смотрит куда-то мимо него.

Хищник был явно напуган. Он поджал хвост, попятился и, забыв про добычу, скрылся из виду.

Блэквуд опустил копье. Неужели волк спасовал, почуяв в нем жажду убийства, отравившую кровь? Внезапно, опомнившись, он, не глядя на растерзанную норку, побрел назад в дом.

Завернул на кухню, умылся. Холодная вода остудила его пыл. С тазиком в руках Блэквуд поспешил к Орлеане. Окно в спальне было распахнуто. Одеяло отброшено, постель пуста. Орлеана исчезла.

Блэквуд уронил таз и бросился к окну. На мшистой земле темнела тушка мертвой норки. И вдруг высоко в ночном небе мелькнула парящая фигура в белом и тут же скрылась за горизонтом.

Блэквуд по пояс высунулся наружу, но больше ничего не увидел. Орлеана улетела. Невероятно, непостижимо, но иного объяснения нет. В памяти всплыл затравленный взгляд волка: значит, хищник испугался не нападения, а Орлеаны, упорхнувшей из окна.

В полуобморочном состоянии Блэквуд, прихватив копье, побежал на конюшню и погнал коня к дому Ди. Серп полумесяца едва озарял дорогу. Безумие овладело седоком и погребло под собой последние крупицы рассудка.

Спешившись, он забарабанил в дверь, готовый высадить ее, если понадобится. Лязгнула щеколда, и массивная створка приоткрылась на пару дюймов. По ту сторону маячил Эдвард Талбот со свечой в руке.

– Убирайся, Блэквуд! Сгинь!

– Она здесь? – Хьюго рванул на себя дверь и вставил в проем древко копья.

– Она тут частая гостья, – торжественно провозгласил Талбот. Куда подевался тот запуганный, дрожащий человек, нагрянувший к Блэквуду неделю назад.

Блэквуд бесцеремонно оттолкнул медиума, тот повалился навзничь, свеча упала и погасла.

С копьем наперевес Блэквуд заметался по дому, выкрикивая имя Ди. Поравнявшись с библиотекой, он замедлил бег. Из полуприкрытых дверей струился изумрудно-зеленый свет – настолько яркий, что легко мог бы озарить бесконечный коридор. Чей-то голос вещал на странном наречии, хорошо знакомом, но непонятном ему – на том же языке Джон Ди взывал к Енохианскому ангелу во время злосчастного сеанса.

Блэквуд бросился к дверям, но Талбот навалился на него сзади и, схватив под мышки, поволок прочь:

– Нельзя прерывать духовное слияние.