Несмотря на все различия между Обамой и его госсекретарями, они в целом одинаково оценивали ситуацию в мире, в котором им довелось действовать, и проблемы, с которыми сталкивалась американская дипломатия. Не будучи такими близкими друзьями и единомышленниками президента, как Бейкер, Хиллари Клинтон и Джон Керри были преданными и надежными помощниками Обамы. Как и представителям администрации Джорджа Буша – старшего, им пришлось работать в условиях, когда в мире происходили тектонические сдвиги с их турбулентностью и неопределенностью, а также невероятными компромиссами.
Когда в 2008 г. Барак Обама был избран президентом и вскоре после этого назначил Хиллари Клинтон госсекретарем, я не был уверен, что меня попросят остаться на посту заместителя госсекретаря по вопросам внешней политики. Новая администрация и новые госсекретари почти всегда назначали на этот пост (один из самых высоких в Госдепартаменте) новых людей. Поэтому я очень обрадовался, когда Хиллари Клинтон вскоре после того, как было объявлено о ее назначении на должность, попросила меня остаться на посту. Еще больший восторг я испытал после встречи с ней в ее временном кабинете на первом этаже Госдепа. Я знал, что мы уже завалили нового госсекретаря толстыми томами информационных материалов в лучших традициях Госдепа: уж делать, так делать. Полагая, что эти «информационные консервы» были последним, в чем нуждалась и чего хотела только что заступившая на свой пост госсекретарь, я сделал несколько записей на одной-единственной карточке, сосредоточившись на главных тенденциях, важнейших проблемах и открывающихся перспективах. Я был первым высокопоставленным служащим Госдепартамента, с которым встретилась Хиллари Клинтон, когда готовилась к своей новой роли, и не хотел упустить такую возможность.
Наша встреча продолжалась не 45 минут, как было запланировано, а почти два часа. Мы очертили круг основных внешнеполитических проблем. У Хиллари Клинтон было множество вопросов – и о содержании нашей работы, и о зарубежных лидерах, и о том, как лучше всего взаимодействовать с Пентагоном и членами СНБ. Я был впечатлен и глубиной ее знаний, и спокойным стилем работы.
В первый день работы Хиллари Клинтон я представил ее необычно шумной толпе служащих Госдепа, собравшихся у главного входа в здание. На следующий день к нам приехал Барак Обама, чтобы поддержать госсекретаря в первые дни работы и продемонстрировать, по его выражению, «значение, которое он придает дипломатии и восстановлению лидирующей роли Америки». Он поддержал нас не только словом, но и делом. Они с Клинтон быстро добились увеличения расходов на развитие международных отношений и подготовили директиву президента, в которой подчеркивалось значение этого развития как важнейшей составляющей американской внешней политики.
Значение усиления роли дипломатии и развития международных отношений наряду с укреплением оборонной мощи не ставилось под сомнение. Вопрос заключался в том, куда именно следует в первую очередь вкладывать ресурсы и для чего. Военные изо всех сил старались приспособиться к эпохе неопределенности, обусловленной как угрозой столкновений между великими державами, так и локальными войнами вдали от наших границ. Государственный департамент тоже делал все возможное, чтобы дать теоретическое обоснование маячащих на горизонте вызовов и возможностей и найти наиболее реалистичный способ адаптации к ним, учитывая растущие риски и нехватку ресурсов. Было много лозунгов, звучащих на все лады, гораздо меньше четко очерченных приоритетов и еще меньше успехов в трансляции электорального мандата Обамы в части, касающейся поддержки серьезных реформ и его амбициозных долгосрочных внешнеполитических планов, коалиции его сторонников внутри страны.
Организация работы бюрократического аппарата СНБ с учетом потребностей новой эры по-прежнему оставалась проблемой. Благодаря опыту выживания в бюрократических феодальных распрях времен Рейгана и Джорджа Буша – старшего я понимал, насколько благоприятную обстановку для работы создавала атмосфера взаимодействия, царившая в администрации Обамы, и как она дисциплинировала нас. Тон задавал сам президент. Он не выносил злословия и закулисных игр и ожидал от сотрудников вдумчивого и взвешенного подхода к рассмотрению вопросов. Обама терпеть не мог словоблудия и ненавидел дешевую театральность. Он внимательно следил за строгим соблюдением установленных процедур и правил и требовал тщательного рассмотрения фактов и анализа проблем внимательного изучения различных вариантов с учетом всех последствий второго и третьего порядка и неукоснительного выполнения решений. Он с самого начала понял, что дисциплина принятия решений – залог дисциплины их исполнения. Его помощники по национальной безопасности тоже были сторонниками рассмотрения вопросов и принятия решений «в установленном порядке» и строгого соблюдения принятых процедур.
Помощники Обамы по национальной безопасности Джим Джонс, Том Донилон и Сьюзан Райс возглавляли комитет глав ведомств, костяк которого составляли главы Госдепартамента, министерства обороны, Объединенного комитета начальников штабов, ЦРУ, министерства финансов, а также директор Национальной разведки. В случае необходимости в работе комитета участвовали и главы других министерств. На заседаниях СНБ под председательством президента всегда присутствовал вице-президент Джо Байден. Он также часто участвовал в заседаниях узкого комитета. Его опыт в области национальной безопасности восходил еще к временам войны во Вьетнаме. К авторитетному, всегда тщательно продуманному мнению ветерана прислушивались. Хиллари Клинтон и Боб Гейтс обычно занимали единую позицию по ключевым вопросам национальной безопасности. Их единомыслие продолжало традиции неофициального союза между Конди Райс и Бобом Гейтсом на последнем этапе работы предыдущей администрации. Оно было важнейшим активом Госдепартамента с точки зрения эффективности процесса принятия решений, что было особенно заметно по сравнению с баталиями, постоянно происходившими в течение всего срока пребывания Пауэлла на посту госсекретаря. Такое же единодушие наблюдалось и на следующем уровне, в комитете заместителей министров.
В качестве заместителя госсекретаря, а позднее его первого зама я, кажется, провел со своими коллегами в вызывающем клаустрофобию из-за отсутствия окон Зале оперативных совещаний Белого дома больше времени, чем с кем-либо, включая членов моей семьи. Заседания комитета заместителей министров под председательством заместителя помощника президента по национальной безопасности были делом серьезным. Мы должны были предложить, обсудить, отстоять и по возможности согласовать варианты решений политических вопросов, а также подготовить их для передачи наверх, главам министерств и президенту, где они снова обсуждались, после чего принимались окончательные решения. Ни один из заместителей помощника президента по национальной безопасности никогда не забывал о том, что работает с людьми. Денис Макдоноу, который позже был начальником избирательного штаба президента в ходе его второй избирательной кампании, умел мастерски выявлять нестыковки в наших аргументах и выводить подчиненных на чистую воду. Тонкое чувство юмора и благожелательность этого человека также благоприятно сказывались на нашей работоспособности и помогали сохранять сосредоточенность – его кое-как накарябанные от руки записки с выражением признательности или сочувствия в связи с какими-либо печальными событиями в наших семьях вошли в анналы.
В конце концов, мы были не ходячими идеями, а живыми людьми. Работать приходилось в условиях хронического дефицита времени, потому что в эру информации новости шли непрерывным потоком и распространялись мгновенно. Информации, впрочем, нам тоже вечно не хватало, несмотря на обилие открытых источников и секретных разведданных. В результате нередко приходилось выбирать между плохими и очень плохими вариантами решений. После того, как я четверть века просидел на задней скамье в Зале оперативных совещаний, меня наконец осенило: я до ужаса близко подобрался к концу политической пищевой цепи. Как-то раз, в течение первого президентского срока Барака Обамы, в перерыве между заседаниями я наклонился к Деннису и сказал:
– Знаешь, я наконец понял, что мы стали взрослыми. Мы выросли.
– Ну да, – ответил он с улыбкой. – Иногда я и сам с ужасом думаю об этом. Но нам ничего не остается, как постараться выжать из этого все что можно.
Несмотря на высокую эффективность межведомственного взаимодействия и дух товарищества, царивший в администрации Обамы, не все шло гладко. Проблемы становились все сложнее, росло и количество ведомств, привлекаемых для их решения. Белый дом был вынужден контролировать использование силы, поскольку вместо традиционных военных операций все чаще использовались удары с беспилотников. Все это вело к чрезмерной централизации процесса принятия решений. Слишком многие проблемы решались на самом верху, в результате чего высшим должностным лицам приходилось заниматься тактическими вопросами и деталями исполнения решений.
Ситуация усугублялась тем, что с приходом каждой новой администрации аппарат СНБ рос. В эпоху Обамы численность сотрудников аппарата возросла до 300 человек по сравнению с 60 сотрудниками при Колине Пауэлле, под началом которого я служил более 20 лет назад. Совещательный подход и неторопливый процесс принятия решений, которые в целом были преимуществом администрации Обамы, иногда становились ее слабостью – процесс подменял собой действие, а дело не делалось. При работе над проблемами, удачных вариантов решений которых не существовало в принципе, – например, над проблемой Сирии – принятие решения раз за разом откладывалось. Получение 97-й бумаги из разведки с информацией о том, чтó на сей раз собирается выкинуть Асад, становилось удобным поводом отложить рассмотрение вопроса на следующее заседание.
Несмотря на то, что администрация Обамы делала упор на дипломатию, ни влияние военных, ни американская военная мощь не только не ослабевали, но и усиливались. В течение всего срока работы администрации ставка делалась на удары с беспилотников и спецоперации, значимость которых росла по экспоненте. Никому в администрации не надо было объяснять, насколько непредсказуемыми могли быть последствия, но никому не удавалось добиться трезвого отношения к этому инструменту воздействия. Никто не хотел бросить вызов расхожему мнению о безопасности дронов и по определению высокой точности ударов с беспилотников. Однако безопасность и точность этих ударов, к сожалению, были не абсолютны – не только с точки зрения возможных последствий случайного поражения незапланированных целей или предосудительности наших действий в глазах мусульман всего мира, подрывающей нашу репутацию, но и с точки зрения разрушения дипломатических отношений и искажения, – а иногда даже переворачивания с ног на голову – дипломатической повестки дня.
Одним из самых ярких примеров высокой эффективности процесса принятия решений при Обаме, а также его способности делать рискованные ходы в коротких партиях, отвечая на вызовы терроризма, стала быстро проведенная операция по уничтожению Усамы бен Ладена. В начале марта 2011 г. директор ЦРУ Леон Панетта конфиденциально сообщил госсекретарю Клинтон о получении новых разведданных о наиболее вероятном местонахождении бен Ладена после теракта 11 сентября 2001 г. Согласно этим данным, он мог скрываться в Пакистане, к северу от Исламабада, в укрепленном комплексе под Абботтабадом, неподалеку от пакистанской военной академии. По понятным причинам информация хранилась в строжайшем секрете. Госсекретарь Клинтон имела право сообщить ее только одному сотруднику Госдепартамента, и она попросила меня помочь рассмотреть все варианты и последствия наших действий. Вместе с ней я присутствовал на нескольких закрытых обсуждениях операции в Зале оперативных совещаний Белого дома, которые проходили до конца весны.
Разведка по-прежнему доносила, что бен Ладен, скорее всего, находится в указанном месте вместе с несколькими членами своей семьи. Но полной уверенности не было. Обама и представители администрации тщательно взвешивали все варианты. Первый вариант – совместная операция с пакистанцами – был сразу же отклонен: слишком высока была вероятность того, что пакистанцы уже связаны с бен Ладеном или решат проинформировать его. Среди других альтернатив были удар по комплексу с воздуха и целенаправленный удар с помощью беспилотника. В первом случае был риск серьезных жертв среди мирного населения. Оба варианта не позволяли убедиться в том, что бен Ладен действительно уничтожен, да и получать разведданные с места событий в итоге стало бы невозможно.
Последний, четвертый, вариант был самым рискованным – внезапная атака силами спецподразделений. Они должны были вылететь на вертолете с американской базы в Афганистане и подлететь к комплексу в ночное время. Затем должна была последовать рискованная наземная операция силами команды «морских котиков», после чего участники рейда должны были на вертолете вернуться назад в Афганистан, пролетев над территорией Пакистана. Многое могло пойти не так, как было запланировано, как случилось, например, при проведении операции «Орлиный коготь» в 1980 г., когда США потеряли восемь военнослужащих в ходе неудавшейся попытки освободить сотрудников нашего посольства, захваченных в заложники в Тегеране. Но к 2011 г. у американских спецподразделений уже был опыт сотен подобных операций в Ираке и Афганистане. Поэтому, когда адмирал Билл Макрейвен, начальник Главного управления войск специального назначения, в Зале оперативных совещаний Белого дома рассказал об этой возможности президенту, он был явно уверен в успехе.
На последнее совещание, которое состоялось 28 апреля, в четверг днем, президент пригласил старших помощников. Я приехал вместе с госсекретарем Клинтон, и по пути мы с ней пришли к общему мнению, что такую возможность ни в коем случае нельзя упускать, даже если вероятность того, что бен Ладен находится именно там, где предполагалось, была 50 на 50, и что рейд силами специального назначения является лучшим вариантом. Трудно было сказать, как отреагировали бы пакистанцы, но для президента провал операции мог стать катастрофой. Однако и отказ от попытки уничтожить бен Ладена также мог повлечь за собой крайне неприятные последствия.
Новые разведданные, представленные президенту в тот день, все еще не давали окончательной уверенности в том, что бен Ладен скрывается там, где мы предполагали. Президент прошелся по залу и попросил присутствующих высказать свои соображения. Вице-президент Байден рекомендовал дождаться более точной информации. Его поддержал Боб Гейтс, который прекрасно помнил провалившуюся операцию «Орлиный коготь», поскольку в то время был помощником директора ЦРУ. Но Хиллари Клинтон, редко не соглашавшаяся с Гейтсом, спокойно и убедительно изложила доводы в пользу проведения спецоперации. Ее поддержал Панетта. Большинство других участников совещания также выступили за проведение операции. Когда президент начал спрашивать мнение заместителей министров, я тоже высказался «за». Обама закрыл совещание, сказав, что берет ночь на размышление. На следующее утро он сообщил Донилону о своем решении начать спецоперацию, и Макрейвен привел военную машину в действие. Операция была назначена на воскресенье.
В воскресенье утром я подъехал к зданию Госдепартамента на своей машине, припарковался и прошел пять кварталов до Белого дома пешком. Госсекретарь Клинтон и другие члены команды Обамы уже собрались в Зале оперативных совещаний, приготовившись к долгому ожиданию. В 14:30 на маленьком видеоэкране с картой мы увидели, как два вертолета «Черный ястреб» вылетают из Джелалабада на востоке Афганистана и направляются в Абботтабад. Следующие несколько часов показались нам вечностью. Когда операция началась, мы прежде всего увидели душераздирающего зрелище жесткой посадки одного из вертолетов во внутреннем дворе комплекса. «Морские котики» остались целы и невредимы, но им пришлось уничтожить вертолет и быстро приспосабливаться к изменившейся ситуации. Макрейвен с потрясающим спокойствием комментировал весь ход операции с командного пункта в Афганистане. Поскольку президент и его главные помощники сидели, затаив дыхание и обратившись в слух, пристально наблюдая за происходящим на экране, никто даже не пытался что-то сказать или высказать какое-либо предположение. Наконец до нас донесся голос Макрейвена, который передал кодовое сообщение «E-KIA»[114]. Бен Ладен был мертв. Никогда я так не гордился американскими военными и президентом США, который с таким спокойствием взял на себя огромный риск. Для дипломата, привыкшего к долгим и утомительным усилиям и малозаметным победам, это был незабываемый момент.