В конечном счете мы собрали нужное количество голосов, и 6 сентября ГЯП наконец одобрила «полный отказ от предъявления требований» к Индии, получив от Нью-Дели заверение в том, что индийцы не станут делиться чувствительными к распространению ядерными технологиями и материалами с другими странами и сохранят мораторий на испытание ядерного оружия. Многих членов ГЯП по-прежнему беспокоил чисто декларативный характер индийских обязательств, но с нас было довольно. Прошло несколько лет, прежде чем я решился вновь порадовать своим посещением Берн и Дублин, но, так или иначе, мы преодолели второе препятствие.
Поскольку в ноябре должны были состояться выборы, у Конгресса оставалось мало времени для одобрения Ядерного соглашения, но его руководство согласилось рассмотреть документ осенью 2008 г., и 18 сентября Руд и я выступили в Комитете Сената по международным отношениям и представили нашу идею. Мы постарались учесть серьезные опасения, связанные с проблемой нераспространения ядерного оружия, но убедительно отмести их, ссылаясь на стратегические преимущества соглашения. К концу месяца и Сенат, и Палата представителей проголосовали за то, чтобы одобрить соглашение. Премьер-министр Сингх прибыл в США с последним визитом в качестве премьер-министра. Президент Джордж Буш – младший пригласил его в Белый дом на обед. В тот момент оба лидера были очень довольны друг другом: планы американо-индийского партнерства явно становилось реальностью. Даже когда тарелку Сингха убрали так быстро, что он даже не успел положить на нее вилку, учтивый индийский гость был скорее удивлен, чем обижен. Он стал жертвой приверженности президента Джорджа Буша – младшего кулинарному минимализму во время встреч. Главным и единственным блюдом, которое подавалось на официальных блиц-обедах, был бизнес. Обед закончился быстро, но чувство гордости осталось надолго, как и достижения двух лидеров в развитии американо-индийского партнерства.
Приход к власти администрации Обамы сначала вызывал у индийского руководства тревогу. Находясь под свежим впечатлением успехов в строительстве партнерских отношений с США при Джордже Буше – младшем, Сингх и его главные советники боялись, что Обама будет не столь полон энтузиазма, как его предшественник. В ближайшей перспективе их беспокоили высказываемые в ходе избирательной кампании намерения Обамы сосредоточиться на «праведной войне» в Афганистане. Они опасались, что в этом случае приставка «от-» в слове «отношения» будет означать отдаление двух стран друг от друга, поскольку сотрудничество с Индией будет рассматриваться в США в более широком контексте, а стратегические инвестиции в эту страну будут уравновешиваться приоритетами в Пакистане и Афганистане. В долгосрочной перспективе они беспокоились о том, что Обама намерен рассматривать сотрудничество с Индией в контексте «Большой двойки» и что ведущую роль будут играть отношения США с Китаем. Еще одним источником тревоги была амбициозная ядерная повестка Обамы – несмотря на то, что многие проблемы благодаря заключению Ядерного соглашения были сняты, Индия все еще оставалась квадратным штырем в круглом отверстии режима нераспространения ядерного оружия. Будучи самым высокопоставленным должностным лицом в США, способным обеспечить преемственность в наших отношениях с Индией, я упорно работал над тем, чтобы убедить индийцев в необоснованности их опасений и сохранить динамику сотрудничества.
На то, чтобы снять опасения правительства Сингха, не потребовалось много времени, а убеждать Клинтон и Обаму в том, как важна для нас Индия, значило ломиться в открытую дверь. В одном из своих первых меморандумов, отправленных госсекретарю Клинтон, я напомнил ей о том, какие серьезные усилия прошлым летом потребовались для заключения Ядерного соглашения с этой страной, и добавил, что «несмотря на трудности – проволочки, взаимные обвинения и острые моменты на переговорах, меня впечатляют перспективы наших отношений. Индия настолько же чудесна, насколько и сложна; это демократия, где конкурирует множество политических сил, и, без сомнения, страна превращается в великую державу, которая будет играть все более серьезную роль и в Азии, и за пределами региона. Я не считаю, что развитие сотрудничества с Индией будет легкой и простой задачей, но строительство прочного союза с этой страной заслуживает нашего терпения, усилий и инвестиций»[118].
Обама и Клинтон прекрасно сознавали важность развития партнерских отношений с Индией – не только в силу конкретных выгод для нас, но и в связи с тем, что они были важнейшим условием и началом «восстановления внешнеполитического равновесия» за счет усиления азиатского направления. Шаг за шагом мы расширяли двустороннюю повестку дня, развивая сотрудничество в области борьбы с терроризмом; изыскивая возможности для партнерства в области науки и образования; наращивая двухстороннюю торговлю и инвестиции; инициируя систематическое обсуждение проблем изменения климата и значительно продвигаясь вперед в сотрудничестве в области обороны. К концу первого президентского срока Обамы Индия проводила больше совместных военных учений с США, чем с какой-либо другой страной, а ее закупки американского вооружения и военной техники выросли с немногим более $200 млн до $2 млрд.
В апреле президент Обама и премьер-министр Сингх тепло встретились на полях саммита «Большой двадцатки» в Лондоне, и Обама пригласил Сингха посетить США с государственным визитом – первым после начала работы новой администрации – в ноябре 2009 г. Это приглашение имело огромное символическое значение и развеяло опасения индийцев. Обама и Сингх стали союзниками. В 2010 г. президент США посетил Индию с ответным государственным визитом. Они с Сингхом достигли прогресса по многим вопросам. И экономическое, и оборонное сотрудничество продолжало набирать обороты. Разумеется, имели место и проблемы – в американо-индийских отношениях ничто не происходило само собой. После переизбрания весной 2009 г. правительство Сингха начало постепенно терять политическую высоту и, соответственно, политическую поддержку.
Болезненной темой оставался Пакистан. Несмотря на настойчивую работу Обамы с Сингхом и мои негласные беседы с Шившанкаром Меноном, советником Сингха по вопросам национальной безопасности, индийцы не очень хотели посвящать нас в тонкости своих отношений с пакистанцами. Весной 2007 г. активные переговоры между Индией и Пакистаном по секретному дипломатическому каналу почти привели к прорыву по Кашмиру и другим спорным вопросам, но из-за ослабления политической позиции президента Пакистана Первеза Мушаррафа они резко затормозились и с тех пор продвигались вперед с переменным успехом. Нас все больше беспокоила угроза ядерной конфронтации, но индийцы очень неохотно шли на обсуждение этой темы, как и путей предотвращения эскалации и тем более посреднической роли США[119].
Президент Обама использовал свой визит в Индию в 2010 г., чтобы сделать еще один важный шаг, подчеркивающий его приверженность американо-индийскому партнерству. Выступая в индийском парламенте, он вновь подчеркнул, что считает отношения между США и Индией «одним из самых значимых партнерств XXI в.». Кроме того, он впервые заявил, что поддержит принятие Индии в постоянные члены Совета Безопасности ООН в ходе реформирования этого института. Заявление было сделано в нужное время и в нужном месте, хотя решиться на него было непросто. Ранее США сделали лишь одно подобное заявление – за несколько месяцев до описываемых событий они поддержали кандидатуру Японии. В целом вопрос об увеличении количества постоянных членов Совета Безопасности ООН порождал множество проблем, связанных и с процедурными вопросами, и с сохранением эффективности самого института, и с позицией других постоянных членов Совета Безопасности ООН, и возможными обидами многих игроков, включая такого близкого союзника США и неоспоримого кандидата в члены Совета Безопасности, как Германия.
Этот шаг по понятным причинам очень беспокоил Сьюзан Райс, нашего постоянного представителя при ООН, – не в последнюю очередь потому, что в последние годы индийцы были не слишком надежными нашими союзниками в Нью-Йорке. Утром в день выступления президента в индийском парламенте мы вместе с Обамой и Томом Донилоном, недавно назначенным помощником президента по национальной безопасности, провели еще одно, последнее, совещание по секретному каналу со Сьюзан. Она снова перечислила свои возражения и доводы в пользу использования в заявлении условного наклонения. Я полностью признал риски, но сказал, что, по моему мнению, упустить эту возможность было бы ошибкой. Том поддержал меня. В конечном итоге президент решил сделать заявление, но счел нужным в частной беседе особо указать Сингху на трудности, связанные с увеличением количества постоянных членов Совета Безопасности ООН, и на то, что в борьбу за постоянное членство Индия обязательно должна внести и свой вклад.
В течение следующих нескольких лет американо-индийские отношения продолжали успешно развиваться. Джон Керри пошел по стопам Клинтон и в течение второго президентского срока Обамы вместе с министром торговли Пенни Прицкер много работал над реализацией потенциала наших экономических связей с Индией. Трудной и кропотливой работы потребовал ввод в действие Ядерного соглашения. В 2010 г. мы с Меноном закончили подготовку необходимого соглашения по переработке ядерных отходов, но в тот же год индийский парламент принял Закон о гражданской ответственности за ядерный ущерб, препятствовавший национальным, американским и другим иностранным компаниям использовать коммерческие возможности, которые были одним из важнейших положительных моментов Ядерного соглашения. Потребовалось несколько лет, чтобы добиться реального компромисса. Это был изматывающий процесс, настоящее испытание для Конгресса и многих представителей американской бюрократии на терпение и готовность проявить добрую волю. Он служил постоянным раздражающим напоминанием о том, что, каким бы выгодным ни казалось соглашение в долгосрочной перспективе, в краткосрочной перспективе при работе над ним проблемы неизбежны.
После оглушительной победы «Бхаратия джаната парти» (Индийской народной партии, ИНП) весной 2014 г. Нарендра Моди сменил Сингха на посту премьер-министра. Моди был сторонником более активной роли Индии на мировой арене. Он обязался сделать страну великой державой, а ее сотрудничество с Соединенными Штатами поднять до уровня стратегического. У нового премьер-министра были смелые идеи относительно продвижения экономики Индии и ее государственного управления в XXI в. В то же время под крылом ИНП много лет действовали опасные сектантские движения – индуистские националистические организации. Во время пребывания Моди на посту главного министра штата Гуджарат в результате межрелигиозных столкновений там погибли тысячи мусульман, что негативно сказалось на репутации премьера и привело к осложнениям в его отношениях с США. Мы более 10 лет отказывали ему в визе. Однако индийские избиратели жаждали сильного лидера, способного контролировать ситуацию внутри страны. Энергия Моди и его в
Я был первым высокопоставленным американским чиновником, который встретился с Моди в Нью-Дели спустя неделю после его инаугурации. Он производил впечатление очень амбициозного лидера с холодным чувством юмора. Никаких переживаний по поводу отказа в визе я не заметил. Моди ясно дал понять, что намерен внести свой вклад в развитие американо-индийских отношений, и подчеркнул, что рассматривает наше партнерство как ключевой фактор достижения своих целей как внутри страны, так и в регионе. Индийский премьер интересовался вопросами американской политики и перспективами будущих президентских выборов, а также тем, чтó можно сделать в тот период для укрепления сотрудничества между Вашингтоном и Нью-Дели. Он сразу же принял переданное мной приглашение Обамы посетить Вашингтон в сентябре.
Обама и Моди работали в тесном контакте, и сентябрьский визит прошел успешно. Еще одним свидетельством успешного развития наших отношений стал визит Обамы в Индию в качестве почетного гостя на праздновании Дня республики в январе 2015 г. Несмотря на то, что повторение такого прорыва, каким стало подписание Ядерного соглашения, в дальнейшем становилось все менее возможным, а также на неизбежные разногласия по ряду важных вопросов в области геополитики и торговли, при администрации Обамы наши партнерские отношения пустили мощные корни. Их влияние на мировой порядок постепенно усиливалось, а роль в «восстановлении внешнеполитического равновесия» за счет активизации усилий в Азии, к которому стремилась администрация, становилась все более весомой.
Апрельским вечером 2012 г., около 22:00, мне домой позвонили из Оперативного центра Госдепартамента и попросили поговорить по секретному каналу связи с госсекретарем Клинтон. Я поднялся по лестнице в свой крохотный кабинет на чердаке, нагибая голову, чтобы не удариться о балки. Там был установлен телефонный аппарат для секретной связи, чтобы Л
Когда госсекретарь присоединилась к нам и, как обычно, спокойно спросила, «что еще стряслось?», Кэмпбелл изложил возникшую проблему. 40-летний слепой самоучка, борец за права человека из Китая Чэнь Гуанчэн сбежал из-под домашнего ареста в провинции Шаньдун. Со сломанной лодыжкой он с помощью друзей кое-как добрался до пригорода Пекина. Спасаясь от сотрудников государственной безопасности, он позвонил своему знакомому в американском посольстве, который через несколько часов с одним своим коллегой выехал, чтобы встретиться с правозащитником. Чэнь попросил убежища в посольстве. Сотрудники посольства доложили о произошедшем временному поверенному в делах США в Китае Бобу Вангу, который сразу же запросил инструкции от Курта. Ванг сказал, что вряд ли Чэнь сможет добраться до посольства самостоятельно, учитывая его состояние и то, что за ним охотится госбезопасность, но, возможно, американские дипломаты могли бы забрать его и привезти в посольском автомобиле. Ванг добавил еще одну вещь: он полагал, что у Чэня был всего час, прежде чем его догонят.
Этот ночной телефонный звонок был не совсем обычным, но ситуация, в которой госсекретарю приходилось выбирать между плохим и очень плохим решением, была вполне типична. С одной стороны, были убедительные аргументы в пользу доставки Чэня на территорию посольства по нравственным соображениям: это стало бы еще одним доказательством того, что ради защиты своих ценностей США готовы идти на любой риск. С другой стороны, возникала очевидная внешнеполитическая проблема: китайское руководство было бы возмущено. Если бы Чэнь оказался в посольстве, уже нельзя было бы вести никаких переговоров о каком-либо приемлемом для него решении. Ситуация осложнялась еще и тем, что через пять дней госсекретарь Клинтон должна была лететь в Пекин на очередной раунд американо-китайского Стратегического и экономического диалога, который с нашей стороны вели самые высокопоставленные представители администрации Обамы. Проблема свалилась на нас в самый неподходящий момент.
Клинтон была спокойна и деловита: никакого заламывания рук, никаких жалоб на отсутствие выбора, никаких упреков в адрес посольства. Она задала еще несколько вопросов о Чэне и о том, как он получил образование, а потом спросила каждого из нас, чтó мы думаем. Мы все указали на возможные негативные последствия, но рекомендовали все-таки доставить Чэня в посольство. Клинтон не колебалась. Она знала, что в этом случае ее ждет политический шторм в отношениях с китайцами, но подозревала, что сумеет из него выбраться, и в любом случае не могла найти оснований для отказа в помощи правозащитнику. Она не стала перекладывать ответственность на Белый дом, ссылаясь на нехватку времени. Она просто попросила Джейка сообщить о происшествии в аппарат Совета национальной безопасности – на случай, если у СНБ будут возражения, и уполномочила Курта сообщить Бобу Вангу, что тому предоставляется полная свобода действий. Мы с Джейком позвонили по секретному каналу связи Тому Донилону, который принял новость спокойно и процитировал Бейкера, сказав, что в случае провала операции нам «подбросят на порог дохлую кошку».
Около 3:00 по вашингтонскому времени Ванг сообщил, что Чэнь доставлен в посольство. Теперь нам следовало пристегнуть ремни безопасности и приготовиться к американским горкам. Курт вылетел в Пекин, чтобы начать обсуждение с чрезвычайно недовольным Цуй Тянькаем, заместителем министра иностранных дел Китая, ответственным за отношения с Соединенными Штатами. Цуй подчеркнул, что единственное решение состояло в немедленной передаче Чэня китайским властям, и указал на риск сворачивания американо-китайского Стратегического и экономического диалога в случае нашего отказа. Я прибыл в Пекин через день, вечером 30 апреля, на очередной раунд Стратегического диалога по проблемам безопасности – проходившую раз в полгода встречу, на которой обсуждались некоторые наиболее сложные вопросы двусторонней повестки дня, включая проблемы морской и кибербезопасности, а также будущего ядерных вооружений и ПРО. Той ночью у нас с Куртом состоялся долгий и трудный двухчасовой разговор с Цуем. Я как можно спокойнее изложил наши доводы, указав, что наиболее приемлемый для нас вариант решения состоит в том, чтобы разрешить Чэню пройти курс лечения в одной из пекинских клиник; позволить его семье приехать из Шаньдуна, чтобы ухаживать за ним, а затем дать ему возможность сделать то, что он хотел, – получить юридическое образование в китайском университете. Цуй сначала возражал. Но по мере приближения утра политические страсти успокаивались, и Цуй становился все более сговорчивым. Было очевидно, что ни он, ни его начальники не стремились к тому, чтобы грядущая встреча на уровне министров была полностью посвящена делу Чэня. К утру китайцы согласились с обрисованным нами в общих чертах подходом.
Но американские горки на этом не кончились. В больнице Чэнь внезапно передумал. Теперь он хотел немедленно уехать в США вместе с женой. Свои новые намерения он озвучил и в интервью западным журналистам, которое дал по мобильному телефону. Цуй был взбешен.
– Вы не сделаете этого, – сказал он. – Вы даже не представляете, какой ущерб это нанесет нашим отношениям.