Медведев начал свою поездку по США с посещения Кремниевой долины. Он был полон решимости развивать в России сектор высоких технологий и уже создал в Подмосковье нечто вроде бизнес-инкубатора для инновационных компаний и технологий. Модель, контролируемая государством и работающая за счет бюджета и средств горстки российских олигархов, не имела ничего общего с «гаражной моделью» Западного побережья, благодаря которой Билл Гейтс и Стив Джобс создали свои компании, единственным активом которых вначале был лишь дух свободного предпринимательства, питающий энергией Кремниевую долину. Организованное Майком Макфолом выступление Медведева в Стэнфорде прошло совсем не в духе Кремля: российский президент был облачен в синие джинсы и читал свои заметки с iPad. Он с легкостью общался с первопроходцами из Apple, Google и Cisco, а также с работающими в Долине молодыми российскими эмигрантами. Тех, кто, как и я, давно утверждал, что России надо срочно диверсифицировать экономику и перестать зависеть от плодов земли и недр, выступление Медведева не могло не обнадежить.
Столь же обнадеживающими были и беседы Обамы с Медведевым в Вашингтоне, посвященные созданию экономического «поплавка», способного держать на плаву наши отношения после завершения «перезагрузки». Оба президента согласились работать совместно, чтобы завершить процедуру вступления России в ВТО.
Даже шпионский скандал, ставший достоянием общественности вскоре после возвращения Медведева в Москву, не пустил «перезагрузку» под откос. Американские спецслужбы собрали воедино поступающую в течение нескольких месяцев информацию о сети российских «спящих» агентов – российских граждан, просочившихся в США по подложным документам и готовящихся в будущем активно заниматься шпионажем. Позднее эта история легла в основу популярного телесериала «Американцы» – правда, вымышленные персонажи были намного более опытными разведчиками, чем реальные «спящие» российские агенты, зато последние, в отличие от героев сериала, представляли реальную угрозу. Мы долго обсуждали различные варианты в Зале оперативных совещаний Белого дома, и после визита Медведева президент решил предложить обмен. Одиннадцать «спящих» агентов были арестованы, а затем их обменяли на четырех человек, осужденных в России по обвинению в шпионаже. В некотором роде это была классическая история времен холодной войны. Она лишний раз напомнила нам о том, что, несмотря на очевидный потенциал «перезагрузки», наши отношения с Россией оставались в целом удручающими.
В 2011 г. ситуация начала меняться к худшему, а «перезагрузка» – терять высоту. После цветных революций в Грузии и Украине Москва опасалась, что волна народных волнений может докатиться до стен Кремля. Из-за «арабской весны» – серии революций в Тунисе, Египте и других странах Ближнего Востока в начале 2011 г., а также из-за явного сочувствия Вашингтона протестным движениям в арабском мире большинство российских руководителей просыпались в холодном поту.
Особенно пугала их ситуация в Ливии и то, что случилось с Каддафи. Когда в Ливии вспыхнули волнения, Каддафи угрожал казнить мятежников в Бенгази и других городах, где народные волнения были самым сильными. Ключевые европейские страны требовали внешнего вмешательства, чтобы предотвратить массовое кровопролитие. Идя вразрез со своей прошлой практикой, Лига арабских государств тоже откровенно призывала ООН действовать решительно и санкционировать вмешательство для защиты мирного населения. В феврале русские поддержали первую соответствующую резолюцию Совета Безопасности ООН. Затем, в середине марта, после убедительного прямого обращения вице-президента Байдена к Медведеву в Москве, Россия не стала голосовать против, а воздержалась, благодаря чему стало возможным принятие второй соответствующей резолюции Совета Безопасности ООН, разрешающей принять «все необходимые меры» для защиты мирного населения Ливии.
Я сопровождал вице-президента Байдена во время той поездки в Москву. Контраст между его беседами с Медведевым и Путиным был разительным. Медведев признал наличие гуманитарных рисков и намекнул, что склонен согласиться участвовать в ограниченной военной операции. Его решение, видимо, было вызвано желанием поддержать Обаму. Путин, в отличие от Медведева, поддерживать американского президента не собирался, да и гуманитарные риски его беспокоили не сильно. Больше всего его волновал хаос, который мог наступить в результате внешнего вмешательства, и прецедент, который был бы создан в результате свержения еще одного авторитарного лидера. Путин не переваривал американскую политику на Ближнем Востоке и резко критиковал нас за «отказ» от Мубарака месяцем ранее.
Хотя у Путина явно были серьезные сомнения относительно целесообразности поддержки намерений США во время «арабской весны», он позволил Медведеву воздержаться при принятии резолюции Совета Безопасности ООН, но ясно дал понять, что, если дело кончится плохо, он поставит ему еще одну черную метку, усомнившись в его способности отстаивать интересы России в этом жестоком и равнодушном мире, и поставит такую же метку американцам, сделав еще одну запись в своем длинном списке обид на их двуличие. Осенью 2011 г., после военного вмешательства западных государств, которое вскоре вышло за рамки первоначальных намерений, зафиксированных в резолюции Совета Безопасности ООН, Каддафи был свергнут. На жуткой видеозаписи, которую Путин, как сообщалось, не раз просматривал, было видно, как мятежники ловят ливийского диктатора, прятавшегося в дренажной трубе, и забивают его до смерти.
Путина беспокоило то, что проблемы в России не решаются, а растут. Причиной этого он считал свой уход с поста президента. В итоге он решил, что пришло время снова взять бразды правления в свои руки. Глобальный финансовый кризис 2008 г. сильно ударил по России, приведя к резкому падению цен на углеводороды и снижению высоких темпов экономического роста, которым Путин так радовался в течение своих первых двух сроков в Кремле. Хотя, с его точки зрения, война в Грузии и лояльное правительство Виктора Януковича в Украине препятствовали эрозии российского влияния на пространстве бывшего СССР, мир в целом явно стал более нестабильным – на Ближнем Востоке свергали авторитарных правителей, а после смены режимов влияние США в регионе усиливалось. Благодаря многолетнему подхалимажу российской элиты и завидным рейтингам общественного одобрения его самоуверенность росла, и в конце концов Путин с гордостью пришел к заключению, что автократическая система делает его единственным лидером, способным вести Россию правильным курсом, продвигая ее вперед. В сентябре он подтвердил, что будет снова баллотироваться на пост президента на выборах в марте 2012 г., а в случае его победы Медведев займет пост премьер-министра.
Однако Путин недооценил реакцию растущего городского среднего класса в Москве, Санкт-Петербурге и других крупнейших городах России. Людей обидело то, что их поставили перед свершившимся фактом. Они жаждали экономической модернизации и серьезных усилий в борьбе с коррупцией. В результате на выборах в Думу в декабре 2011 г. представители среднего класса нанесли удар по его правящей партии – «Единая Россия» получила только 49 % голосов, намного меньше, чем в 2007 г., когда за нее проголосовали 64 % избирателей. Сразу же после выборов «Единую Россию» обвинили в подтасовке результатов и других нарушениях ради получения даже столь плачевного результата. В знак протеста на улицы Москвы и Санкт-Петербурга вышли десятки тысяч человек. Путин был удивлен, зол и здорово напуган[127]. Будучи и от природы, и в силу профессионального прошлого помешанным на контроле, он внезапно обнаружил, что средний класс, им же и взращенный за прошедшее десятилетие, хотел большего, чем просто рост благосостояния. Средний класс хотел влиять на принятие политических решений.
Я предупредил госсекретаря Клинтон, что нас ждут вспышки гнева Путина. Он и крутые парни в его окружении, скорее всего, изобретут и раздуют доказательства вмешательства США во внутренние дела России – в том числе для того, чтобы отвлечь внимание от неожиданного внутреннего политического шторма, в который он угодил. Не потребовалось много времени, чтобы убедиться в том, что я был прав. Когда Клинтон публично прокомментировала выборы в Думу и выступила с критикой нарушений – а ее тон и содержание речи полностью совпадали с тем, что она сказала бы в подобных обстоятельствах в любой другой стране мира, – Путин немедленно обвинил ее в том, что она посылает протестующим «сигнал», призывая их выходить на улицы, а Государственный департамент – в тайной поддержке оппозиционных партий. Путин имел удивительную способность копить обиды и запоминать проявления неуважения к нему, а затем использовать их для подтверждения правоты своих заявлений о том, что Запад пытается подавить Россию. Критика, высказанная Клинтон, заняла одно из первых мест в скорбном перечне его обид и стала причиной личной неприязни к госсекретарю, что привело к прямому вмешательству России в американские президентские выборы 2016 г. с целью не допустить ее победы. Путин был поборником справедливости и никогда не забывал платить по счетам.
В начале января 2012 г. при таком стечении неблагоприятных обстоятельств Майк Макфол стал нашим новым послом в России. Он был хорошо подготовлен к работе – превосходно владел русским языком, имел многолетний опыт сотрудничества с русскими и был одним из архитекторов «перезагрузки» в Белом доме. Однако к моменту его прибытия в Москву Кремль все еще был зол и жаждал мести, и надежды Майка на то, что он спокойно начнет работать и потихоньку продвигаться вперед, оказались напрасными. Я хотел поддержать его в первые дни службы и намеревался использовать для этого давно запланированный визит в Москву. Результат, однако, неожиданно оказался противоположным: я не только не помог ему, но и непреднамеренно создал кучу сложностей.
Я прибыл в Москву в первую неделю работы Макфола в качестве посла. Мы объезжали с визитами высших должностных лиц в Кремле и Министерстве иностранных дел. Во время бесед с ними мы не заметили никаких признаков приближающегося скандала. На второе утро, непосредственно перед моим отъездом, мы встретились сначала с группой лидеров политической оппозиции, а затем с несколькими правозащитниками. Такого рода встречи всегда входили в программу подобных визитов – я принимал в них участие и в течение нескольких лет службы в посольстве, и в качестве гостя из Вашингтона. Я не могу припомнить ничего необычного в тех беседах, тем более что информация о них, как и обычно, не скрывалась и вообще мы главным образом слушали, а не говорили.
Но Кремль был готов ухватиться за любые такие контакты, пускай самые обычные, и использовать их в качестве доказательства американского заговора. В тот же вечер государственное телевидение выдало длинный ругательный сюжет, утверждая, что российская оппозиция явилась к нам с Майком «за инструкциями» по дальнейшему подрыву российской политической системы. Это стало началом тщательно срежиссированной кампании против Макфола. До работы в правительстве он занимался изучением и поддержкой демократических движений, и его славный послужной список сделал его удобной мишенью для Кремля. Как позже признали Медведев и Сурков, прибытие Макфола было прекрасной возможностью сочинить рассказ об американском вмешательстве и усилить националистические настроения сторонников Путина в период подготовки к мартовским президентским выборам[128]. Нападки на Макфола продолжались долго, в том числе и после избрания Путина президентом на третий срок. Очевидно, кампания был спланирована еще перед прибытием Макфола и моим визитом, и Кремль только ждал удобного случая, чтобы ее начать. Остается только сожалеть о том, что именно я нечаянно нажал на этот бросающийся в глаза спусковой крючок, который мгновенно сработал.
В 2012 г. наши отношения с Россией продолжали быстро ухудшаться. В марте Путин в третий раз стал президентом, набрав 63 % голосов, но решительно отказался приезжать на саммит «Большой восьмерки» в Вашингтоне в мае, послав вместо себя Медведева. Мы все хуже понимали, что делать с отзвуками «арабской весны», поскольку Кремль уцепился за своего подопечного в Дамаске и сопротивлялся внешнему давлению для поддержки транзита власти в этой стране. В августе при поддержке США Россия наконец вступила в ВТО. Возникла проблема необходимости отмены поправки Джексона – Вэника, без чего Соединенные Штаты не выиграли бы от вступления России в ВТО. Отмена поправки, в свою очередь, стимулировала усилия Конгресса, направленные на организацию давления на российское руководство другими способами. В декабре был принят «Акт Магнитского», отменяющий поправку Джексона – Вэника и одновременно предусматривающий санкции в отношении российских чиновников, причастных к трагической гибели в тюрьме молодого адвоката, обнаружившего доказательства коррупции на высшем уровне.
Непосредственно перед тем, как покинуть пост госсекретаря в феврале 2013 г., Хиллари Клинтон отправила президенту Обаме меморандум, в котором предупредила его о том, что отношения с Россией будут ухудшаться, не успев улучшиться, и что после возвращения Путина в Кремль о «перезагрузке» придется забыть. Мы все еще могли сотрудничать с русскими на переговорах по иранской ядерной программе, а преемник Клинтон Джон Керри много сделал для того, чтобы достичь понимания с Москвой по Сирии. Но нисходящий тренд трудно было повернуть вспять. В августе 2013 г. русские предоставили временное убежище Эдварду Сноудену, ранее работавшему на американские спецслужбы, который слил значительные объемы строго секретной информации, что привело Вашингтон в ярость. В ответ Обама отменил запланированную двустороннюю встречу с Путиным на полях саммита «Большой двадцатки» в Санкт-Петербурге в сентябре. Казалось, наши отношения достигли низшей точки.
Однако в результате агрессивной политики Путина на Украине они стали еще хуже. В течение всего 2013 г. пассивное, коррумпированное правительство Януковича в Киеве было объектом бесконечных споров между ЕС и Россией. ЕС стремился привлечь Украину соглашением об ассоциированном членстве, которое могло стать первым шагом на долгом, полном неопределенности пути к полноправному членству в ЕС. Главным направлением усилий Путина в области геополитики было создание Евразийского экономического союза, объединяющего бывшие советские государства, которые Россия хотела контролировать. Без Украины союз был бы не полным. Для Путина Украина никогда не была просто одним из зарубежных государств, поэтому ее тяготение к Западу он считал экзистенциальной проблемой. Он был полон решимости играть жестко, будучи убежден, что будущее России как великой державы зависит от ее преобладающего влияния в Украине. Янукович, которого Путин считал слабовольным политиком, видимо, колебался, разрываясь между российскими покровителями и населением, единодушно выступавшим за ассоциированное членство в ЕС, учитывая соответствующие экономические преимущества в долгосрочной перспективе. В итоге в конце ноября он уклонился от участия в запланированной церемонии подписания соглашения с ЕС и получил от Путина субсидию в размере $15 млрд за выбор в пользу Евразийского экономического союза.
Возмущенные украинцы собрались на Майдане – старинной главной площади Киева, поставили там палатки и заявили о своем недовольстве Януковичем. Последовал полноценный политический кризис. В феврале 2014 г. имели место вспышки насилия – правительственные снайперы убили нескольких протестующих, а представители крайне правого крыла оппозиции – нескольких полицейских. Благодаря посредничеству ЕС в последнюю минуту стороны договорились не накалять обстановку, но Янукович, который уже боялся за свою жизнь, бежал – сначала в Восточную Украину, а потом за границу, в Россию. Протестующие праздновали победу. Рада объявила Януковичу импичмент и выбирала временного президента. Все эти события, казалось, могли дать украинцам новую историческую возможность построить более многообещающее будущее.
В тот момент я был в Сочи, где возглавлял американскую делегацию на церемонии закрытия зимних Олимпийских игр 2014 г. Со мной был Майк Макфол, до конца срока пребывания которого в Москве оставалось несколько дней. Мы быстро согласились, что Путин вряд ли будет готов смириться с поражением Януковича и крушением своих надежд на послушную Украину. Мы пытались добиться встречи с ним в Сочи, но он был не в настроении общаться с нами. Белый дом попросил меня сделать остановку в Киеве, куда я прилетел через два дня. Там царило воодушевление, но в воздухе витали дурные предчувствия: высшие должностные лица опасались ответного хода Путина. Как-то морозным зимним вечером я спустился на Майдан и осмотрел импровизированную больницу, открытую протестующими в Михайловском Златоверхом монастыре неподалеку от Майдана. И волонтеры – врачи и медсестры, и раненые демонстранты, которые все еще находились там, явно гордились тем, что делали. Я сказал госсекретарю Керри, что, по моему мнению, в тот момент Украина сделала правильный выбор. Казалось, надежды украинцев наконец оправдаются и печальный опыт страны, чей ландшафт в течение двух последних десятилетий был загажен политическими поражениями, грызней лидеров, повальной коррупцией, российским вмешательством и завышенными ожиданиями, больше не повторится.
Вскоре после того, как я уехал из Киева, в Крыму появились «маленькие зеленые человечки». Это были первые российские военнослужащие и сотрудники спецслужб, хлынувшие в Крым. Люди в форме, но без знаков различия, вскоре оккупировали украинский Крымский полуостров. В середине марта Путин официально объявил об аннексии Крыма и активизировал деятельность российских военных и местных сепаратистов на Донбассе – промышленном регионе на юго-востоке Украины, где издавна проживало много этнических русских. Сигнал Путина был, как обычно, недвусмысленным: если России не удалось обеспечить лояльность правительства в Киеве, вступал в действие «План Б» – дестабилизация Украины и использование Кремлем присоединенного к России Крыма, а также недовольного и нестабильного Донбасса в качестве инструмента давления на Киев. Запад ответил серией антироссийских санкций, неожиданно для Путина продемонстрировав солидарность США и их ключевых европейских союзников. Это способствовало снижению его активности в Донбассе и ослаблению давления на Киев, но в ближайшей перспективе вряд ли могло заставить его отказаться от аннексии Крыма.
В начале лета 2014 г., после трудного телефонного разговора Обамы с Путиным, нас с Джейком Салливаном, который тогда был советником по национальной безопасности вице-президента Байдена, попросили негласно встретиться с двумя высокопоставленными российскими должностными лицами – сотрудником Министерства иностранных дел и представителем Кремля – и посмотреть, есть ли возможность наладить секретный канал связи и поможет ли он смягчить напряженность, особенно в связи с кризисом в Украине. В Женеве, в номере отеля с видом на озеро, в течение целого долгого дня мы бесконечно ходили по кругу. Высокопоставленный российский дипломат был нашим старым другом, но ему почти нечего было нам предложить. Чиновник из Кремля в основном рассказывал анекдоты в духе «Борщового пояса»[129] и запутанные, политически некорректные истории о России и ее соседях. Он повторял то, что Владимир Путин говорил Джорджу Бушу – младшему в 2008 г.: