В течение первых нескольких месяцев моей работы в Москве я много общался с высокопоставленными чиновниками. Одна из важнейших задач, стоящих перед послом, состоит в развитии контактов с самыми разными людьми – только так можно получить максимально полное представление о взглядах различных игроков и их взаимоотношениях. В те годы в России было особенно трудно работать в этом направлении, поскольку многие чиновники относились к американским дипломатам с недоверием, а представители оппозиции находились под постоянным наблюдением и на них оказывалось давление.
После того, как я вручил Путину свои верительные грамоты на тщательно продуманной церемонии в Кремле, он отвел меня в сторону и выразил свое личное уважение к президенту Джорджу Бушу – младшему, а также свое разочарование в американской политике.
– Вы, американцы, должны научиться прислушиваться к чужому мнению, – сказал он. – Теперь у вас не получится все делать по-своему. Мы можем развивать эффективные отношения, но не только на ваших условиях.
Министр обороны Сергей Иванов, давний друг и бывший коллега Путина по КГБ, свободно владеющий английским и в зависимости от обстоятельств умеющий и очаровать, и запугать собеседника, мечтал стать преемником Путина. Он не стеснялся демонстрировать свое обусловленное близостью к президенту влияние, но не пользовался большой популярностью. Помимо личных связей с Путиным, у него не было серьезной политической поддержки. Его жесткий нрав и властолюбие беспокоили других приближенных Путина, а то, что он был намного более опытным офицером КГБ, чем тот, возможно, немного беспокоило и самого Путина. Во время нашей беседы наедине в его кабинете в Министерстве обороны Иванов со знанием дела рассуждал об отношениях с Соединенными Штатами. Он резко критиковал американскую наивность и гордыню, обусловившие недооценку сложности ситуации в Ираке, а также в соседних с Россией государствах, и прямо заявил, что стабильные отношения с США важны для России, но необходимо немного «скорректировать курс».
Преемником Путина стремился стать и другой его друг, Дмитрий Медведев, в то время занимавший в Кремле пост главы Администрации президента. Медведев был моложе Иванова и не таким жестким и резким. В отличие от Путина и Иванова, Медведев никогда не был членом КПСС. Вся его профессиональная жизнь проходила уже после распада Советского Союза. Как и Путин, он был родом из Ленинграда, но рос не в таких трудных условиях. Он родился в дружной семье. Его родители были образованными людьми. Им удалось избежать чисток и арестов. Как только для этого не стало политических препятствий, они отказались от атеизма. Небольшого роста, обходительный, со свойственной юристам манерой общения и всецело преданный Путину, Медведев тем не менее имел внутренний стержень и обладал мощным драйвом. Как я выразился в телеграмме в Вашингтон, отправленной после нашей первой встречи, «без этих качеств было бы невозможно столь длительное выживание в темных и беспощадных коридорах кремлевской власти»[94].
После нашей первой встречи в его кабинете министр иностранных дел Сергей Лавров приехал в Спасо-Хаус на встречу с глазу на глаз за ланчем. Лавров – дипломат мирового класса, искусный переговорщик, не упускающий ни одной детали и обладающий неиссякаемым творческим воображением. Он умеет быть колючим и высокомерным, особенно если плохо относится к собеседнику или когда ему приходится отстаивать заведомо несостоятельные позиции. Будучи ветераном ООН, где он почти 10 лет трудился на посту постоянного представителя Российской Федерации, он привык стойко переносить нападки со всех сторон, которые обрушивались на него во время многочасовых заседаний. Лаврову удалось выжить на убийственных дебатах благодаря таланту рисовальщика и карикатуриста. (У меня до сих пор хранится один из его скетчей – волчья морда, выражение которой точно передает атмосферу скуки, царящую на одной из встреч с американской делегацией.) За ланчем, осушив большой стакан своего любимого виски Johnnie Walker Black, Лавров устроил критический разбор ошибок в американской внешней политике, допущенных, по его мнению, администрацией Джорджа Буша – младшего. Он с видимым удовольствием перечислил упущения, благодаря которым американцы, по его мнению, открыли возможности российским дипломатам, и предупредил о грядущих проблемах, связанных с Украиной и Грузией. Он был слишком умен и слишком квалифицирован, чтобы проигнорировать потенциал сотрудничества между нашими странами, прежде всего в области экономики и ядерного разоружения.
Одной из самых интересных встреч на начальном этапе моей работы была встреча с Владиславом Сурковым, молодым советником Кремля по политическим вопросам и, несомненно, единственным в Кремле чиновником, на стене кабинета которого висела фотография рэпера Тупака Шакура. Именно Сурков был архитектором модной в то время путинской концепции «суверенной демократии» (с акцентом на первом слове).
Позднее мы с Сурковым вместе выступили в МГИМО – элитном российском университете, где учились будущие дипломаты и предприниматели, – когда там по понятным причинам торжественно отмечалась 125-я годовщина со дня рождения Франклина Делано Рузвельта. Снедаемый желанием предвосхитить планы Путина на 2008 г., Сурков тонко использовал наследие Рузвельта, делая упор на четыре срока его пребывания на посту президента и на их огромное значение для США в момент кризиса и преобразований. Я возразил, что главное наследие Рузвельта заключалось вовсе не в четырех сроках, которые в то время были разрешены нашей Конституцией, а скорее в том, чтó ему удалось сделать за этот период, а именно в создании политических и экономических институтов, которые вывели Америку из Великой депрессии, помогли победить вместе с Советским Союзом во Второй мировой войне и обеспечили послевоенное процветание США. Личности имеют значение, но люди уходят, а демократические институты остаются. Я, однако, не убедил Суркова.
Не прореагировал он и на мой призыв хорошенько подумать о последствиях продолжающегося отката от демократии для успеха приближающегося саммита «Большой восьмерки» в Санкт-Петербурге. Я подчеркнул, что, нравится ему это или нет, но на саммит в Россию приедут 8000 его «лучших друзей» – представителей СМИ со всего мира. При этом меньше всего их будет интересовать главная тема саммита – энергетическая безопасность. Прежде всего они захотят рассказать своей аудитории о событиях на внутреннем фронте. Эти истории явно будут захватывающими, но не слишком жизнеутверждающими. Сурков только пожал плечами, демонстрируя вслед за своим патроном пренебрежительное отношение к мнению мирового сообщества.
Я старался закидывать сети как можно шире, налаживая контакты не только с высокопоставленными чиновниками. Поскольку на московских дорогах были жуткие пробки, я, к ужасу представителей службы безопасности, иногда спускался в метро. Московский метрополитен работал так же хорошо, как в советское время. Там царила такая же толчея, а зимой стоял все тот же запах мокрой шерсти.
Я регулярно встречался с самыми откровенными оппонентами Путина, в том числе с Гарри Каспаровым, легендарным экс-чемпионом мира по шахматам. Борис Немцов, бывший кандидат в президенты, а теперь яростный критик Путина, был всегда доступен, полон энергии и новых идей. (В феврале 2015 г. он будет убит в нескольких сотнях метров от стен Кремля.) Я часто встречался со стойкой группой борцов за права человека, в том числе с несгибаемой Людмилой Алексеевой, которая в свои 80 с лишним лет по-прежнему не сдавала своих позиций, и молодыми активистами, горевшими желанием решать самые разные проблемы – от насилия в Чечне до ухудшения экологической обстановки и ущемления прав людей с ограниченными возможностями.
В Москве не было недостатка в выдающихся личностях. В просторном здании в центре Москвы тихо сидел гневно осуждаемый многими соотечественниками за развал Советской империи Михаил Горбачев, оставшийся в одиночестве после смерти жены. Его все больше беспокоили авторитарные замашки Путина. Он, видимо, грустно размышлял о том, чтó ему не удалось сделать, и чувствовал себя немного потерянным в новой, блестящей, одержимой духом стяжательства Москве. На маленькой даче под Москвой, за высоким зеленым забором, без устали писал свои книги Александр Солженицын. Как-то осенью, ближе к вечеру, я приехал навестить его, и он часа два, пока за окном сгущались сумерки, рассказывал о своей жизни, о тяготах войны и гонениях при советской власти. Он говорил, что верит в Путина и Россию. Писатель не признавал, что Россия одурманена материализмом и отравлена свалившимся на нее благодаря нефтяным доходам богатством, и уверял, что свойственное русским чувство собственной исключительности имеет духовные основы. Он не видел ничего плохого в сохранении господствующего положения России на постсоветском пространстве, «включая наших братьев в Украине». Хотя после изгнания из Советского Союза Солженицын почти 20 лет прожил в Вермонте, он не проникся ценностями либерального интернационализма, особенно в его агрессивном неоконсервативном выражении, продемонстрированном в Ираке.
Я старался как можно полнее использовать возможности российских СМИ, давая интервью тележурналистам и газетчикам и рассказывая о вызовах, стоящих перед американской политикой, и о своем стремлении к оздоровлению американо-российских отношений. Кроме того, я предпринял довольно необычную инициативу, предложив выступить в Комитете Государственной думы по международным делам и ответить на вопросы, касающиеся американской политики. Как бы ни несовершенен был мой русский, думаю, что, проведя почти три часа с депутатами, я внес весомый вклад в развитие наших отношений с Россией. Некоторые мои оппоненты позднее извинялись за слишком резкие комментарии и острые вопросы. Я заверил их, что на слушаниях в Конгрессе в Вашингтоне иногда разгораются, мягко говоря, еще и не такие страсти.
По опыту моей прошлой работы в России я знал, что понять эту страну невозможно, не побывав за пределами Москвы и Санкт-Петербурга. Точно так же русским не понять Америку, питаясь исключительно ее карикатурными описаниями, которыми кормят их российские СМИ, по большей части превратившиеся в филиалы Кремля. В течение трех лет пребывания на посту посла я выезжал за пределы Москвы почти 50 раз. Я проехал всю Россию с запада на восток, от Калининграда до Владивостока, и с севера на юг, от ледяной Арктики до Сочи на Черном море. В основном мы с Л
Я провел много вечеров в Сибири и на Урале, где местные губернаторы со своими помощниками пытались напоить до бесчувствия посетившего их американского посла. Как и мои предшественники, я использовал самые разные приемы, чтобы оставаться трезвым, – незаметно выливал содержимое стопки в горшки с комнатными растениями, наливал в стакан воду вместо водки, пил спиртное не залпом, а маленькими глотками, но это мало помогало. Я по-прежнему был очарован Северным Кавказом, но так и не побывал снова в Чечне, где теперь правил путинский наемный бандит Рамзан Кадыров.
Мы упорно работали, стремясь усилить экономическую составляющую нашего сотрудничества с Россией и наконец преодолеть торговые противоречия. Подписание двустороннего торгового соглашения сначала планировалось приурочить к открытию саммита «Большой восьмерки» в Санкт-Петербурге в июле 2006 г. Путин, как нам казалось, придавал ему большое значение, что давало нам некоторые преимущества на переговорах, которые продвигались очень медленно. Быстрый прогресс на таких же переговорах с Украиной, результатом которых стало подписание весной 2006 г. двустороннего соглашения и нормализация торговых отношений, только сыпал соль на рану российскому президенту. В секретном письме, отправленном Райс по электронной почте в апреле, я нарисовал мрачную картину: «В ходе переговоров мы достигли точки, после которой их эффективность будет только снижаться. Нежелание российского президента сделать решительный шаг к заключению сделки может привести к тому, что русские быстро, как они это умеют, скатятся назад, в болото реальных и воображаемых обид. К сожалению, в вопросе вступления России в ВТО отношение Путина к американцам становится все более негативным. ‹…› На данном этапе он вполне может выстрелить себе (и России) в ногу, заявив, что Россия вообще не нуждается в ВТО, и США могут подтолкнуть его к этому решению»[95].
Американо-российские переговоры наконец продвинулись вперед, и в ноябре 2006 г., более чем через 12 лет после их начала, было подписано двустороннее соглашение. Процесс вступления в ВТО и отмены поправки Джексона – Вэника растянулся еще на несколько лет, поскольку Россия была возмущена тем, что ей устроили форменную колоноскопию, требуя в числе прочего пересмотра нескольких сотен законодательных актов и тысячи с лишним международных соглашений. Тем не менее это событие стало единственным серьезным прорывом в наших экономических отношениях за последнее десятилетие.
Кроме того, мы продолжали упорно работать, чтобы увеличить объем двухсторонней торговли и инвестиций. Я провел немало времени с представителями американских деловых кругов – как крупных энергетических компаний, так и среднего бизнеса, – пытающихся найти точку опоры на неустойчивом российском рынке. Бизнес в России был занятием не для слабонервных; один американский топ-менеджер дошел до того, что стал участником своеобразной программы защиты свидетелей, разработанной в его энергетической компании, спасаясь от хищных российских партнеров, пытающихся растащить крупное совместное предприятие. Несмотря на риск, в России были деньги, которые можно было зарабатывать, и новые рынки, которые можно было осваивать, и я активно занимался лоббированием, окучивая самых высокопоставленных кремлевских чиновников, глав регионов и руководителей местных администраций и добиваясь от них установления единых правил игры для американских компаний. С 2005 по 2006 г. объем американских прямых инвестиций в Россию увеличился на 50 %. Вырос и товарооборот между нашими странами.
Самой громкой торговой сделкой стала покупка Россией лайнеров Boeing, в том числе новых Boeing 787 Dreamliner на сумму почти $4 млрд. Глава российского отдела продаж и операций компании Boeing был очень опытным специалистом. Поставки российского титана в США позволили приступить к производству нового, более легкого варианта Boeing 787. В результате в Москве были открыты исследовательские и конструкторские предприятия, на которых было создано приблизительно 1400 рабочих мест для российских инженеров. Этот шаг был умной инвестицией, поскольку способствовал усилению интереса к закупкам в США и служил прекрасной рекламой высокотехнологичных продуктов, которые могла предложить Россия. Эта сделка, официально оформленная в середине 2007 г., стала самой крупной после окончания холодной войны американо-российской сделкой вне энергетического сектора. Она послужила примером для компаний других секторов экономики, желающих тоже попытать счастья в России.
Сотрудничество в области использования атомной энергии также медленно, но верно продвигалось вперед. Буш и Путин внесли сходные предложения по развитию глобального энергетического сотрудничества в гражданских отраслях, нацеленного на расширение использования ядерного топлива как экологически чистой альтернативы углеводородам и снижение риска распространения ядерного оружия. Оба лидера выступили с идеей создания многонациональных обогатительных предприятий, чтобы избавить отдельные страны от необходимости заниматься обогащением ядерных материалов и переработкой радиоактивных отходов, поскольку и то и другое было чревато серьезным риском распространения ядерного оружия. И Россия, и США были заинтересованы в продвижении различных инициатив в области обеспечения сохранности и безопасности ядерных отходов. Возмущенный тем, что США и международное сообщество по-прежнему озабочены только собственной ядерной безопасностью, Путин призывал их взглянуть на проблему шире, а также пытался продемонстрировать возможности сотрудничества в этой области с третьими странами. Мы тоже считали такой подход разумным. Когда Каддафи искал, кому передать обогащенное сырье после того, как США договорились с ним о свертывании его ядерной программы, мы дали русским возможность взять ливийского лидера под опеку. Было немного странно, но приятно видеть контейнеры с обогащенным ураном, которые еще пару лет назад были объектом наших серьезных мер в Ливии, хранящимися на одном из предприятий в Подмосковье.