— Стой, подожди. — Я подскочила. Мозг услужливо подкидывал варианты ситуаций, в которых что-то пошло не так. — А если мне нужно будет в больницу?
— Об этом позаботятся.
— А… А… А если с родителями что-то случится?
— Согласуешь в частном порядке, — отбрил Максим, глядя на часы.
— Маникюр, педикюр?
— Маникюр — медикам, педикюр —…
Комментарий Максима заглушил грохот, влетевший в открытое окно. Свадебные декорации разобрали и теперь выносили по частям, сопровождая всё какофонией из треска, шуршания и сочных оценок, от которых уши вяли.
Муж на секунду завис, почесал бровь.
— Короче, Валера тебе скинет контакты этих всех… — Он сделал неопределённый жест руками, будто говорил о чём-то воображаемом. — Все услуги на дому, только проверенные люди.
— Пиццу могу заказать?
— Зачем? — искренне удивился Максим. — У тебя тут шеф-повар мирового класса, какая пицца, киса, ты чё.
Лариса Васильевна, которая несомненно всё слышала, польщённо заулыбалась.
— Я три года жила в Палермо, Злата, — сообщила она. — Только попросите.
— Если б вы ещё три года жили в Токио, — вздохнула я.
Странное ощущение, будто двое взрослых уговаривают ребёнка съесть невкусную, но очень полезную кашу. Условия есть условия. Да и как бы я не любила роллы, жизнь дороже — мало ли, насколько изобретательные у Дубовского враги.
Меня внезапно чуть не сшибла мысль, что его самого в любой момент могут убить. Устроить засаду по дороге на работу или строящийся объект. Отравить на званом вечере. Подстеречь в сортире, в конце-то концов. Эта догадка, источающая миазмы тревоги, вцепилась в меня острыми лезвиями когтей.
И следующие пару недель не отпускала.
Каждый вечер я настороженно вслушивалась в темноту. Максим редко приезжал до полуночи, иногда заваливался под утро, быстро ел и ложился спать. Я всегда просыпалась от его возвращения. С внутренним содроганием слушала шаги, раздающиеся в коридоре.
Но они каждый раз проходили мимо. Лишь однажды он остановился у моей двери. Я затаила дыхание, схватилась за одеяло повлажневшими ладонями. Сейчас он откроет дверь и… Но шаги зазвучали снова, унося его прочь, в конец этажа.
Это ожидание, неизвестность и неясность намерений сводили меня с ума. Я точно знала, чего он хочет и не понимала, почему медлит с этим.