Почтительно вверяем себя Вашей светлости.
Рим, 16 ноября 1481 г.
Вашей высокой и достойной светлости весьма преданные слуги: Бранда, епископ Комо,
Антоний Тривульций, апостолический протонотарий,
Бранда де Кастильоно[1157].
Когда я в 1480 г.[1158] находился в монастырской общине на горе Сион, два монаха того монастыря были посланы как нунции и уполномоченные Святого престола к весьма могущественному царю Эфиопии, священнику Иоанну. Один из них, испанец, достойный патер брат Франсиско Сагара, скромность коего столь же велика, как и его ученость, стал позже генеральным викарием северных провинций; другой брат звался Джованни из Калабрии. Нунции должны были открыть эфиопам заблуждения, в коих те погрязли скорее по незнанию, нежели по злому умыслу, и наставить их в истинной католической вере… В 1483 г. вернулся на гору Сион сопровождавший их Баттиста Имола, который ездил с ними как сборщик подаяний. Он привез письма тех монахов, сообщавших, что они восемь месяцев назад достигли цели своего путешествия— резиденции великого священника Иоанна. Монахи, однако, по смогли получить аудиенции у этого государя, так как он скончался. Его преемник и сын Александр еще не достиг совершеннолетия, и государством правили несколько вельмож, которым прибытие монахов не понравилось. Вельможи были недовольны и считали, что их надежды не оправдались, тем более, что послы, которых они направили к Святому престолу для заключения договора, вернулись в Иерусалим и остались там вместе с многочисленными подарками папы Сикста. Один из послов — какой позор! — стал даже в Иерусалиме отщепенцем, магометанином! Другой тоже не рискнул предстать пред очи священника Иоанна.
В связи с этой неудачей миссионеров настоятель, побуждаемый монастырской братией, решил послать Баттисту Имолу в сопровождении эфиопского посла еще раз в Эфиопию ко двору священника Иоанна. А посему настоятель Сионского монастыря брат Паоло де Канедо из Мантуи направил тому властителю письмо, которое я писал под его диктовку[1159].
Из Каира мы вышли в январе 1481 г.[1160], погрузились на одну из нильских барок и шли все время под парусами в течение 30 дней до одного города каирского султана, по названию Накада[1161], за что каждый из нас уплатил по дукату. Там мы оставались целый месяц, так как дороги были ненадежны. Потом мы перебрались на правый берег Нила и шли целый день. Вечером мы прибыли в город Акерман и наняли там за семь дукатов трех верховых верблюдов до Косейра, а также носильщиков для нашего провианта. Переход длился четыре дня. В Косейре, который находится на берегу Красного моря, мы в тот же день погрузились на судно и при попутном ветре плыли в течение 30 дней по Красному морю, причем ежедневно проходили около 50 миль. Как там принято, мы уплатили за переход по три дуката с головы и за всех вместе полмешка муки. Наконец мы прибыли в Суакин, арабский город, который расположен на острове в полумиле от берега… С этого острова можно по морю попасть в Аханон, большой торговый город, находящийся на расстоянии 500 миль и принадлежащий священнику Иоанну… Нам, однако, не удалось погрузиться на судно, и пришлось добираться сушей, купив за восемь дукатов трех верблюдов. С хорошими проводниками мы достигли Менны, города, населенного маврами и принадлежащего султану Суакина… Оттуда мы прибыли к другому населенному магометанами и эфиопами городу, у подножия горы. Здесь мы оставались 15 дней, так как не могли найти подходящего каравана, чтобы отправиться в Эфиопию. Затем мы вышли в путь с хорошими проводниками, захватив запасы зерна, так как за две недели должны были пересечь пустыню. Полумертвые прибыли мы, наконец, к местности Мария[1162], на границе царства священника Иоанна, и отдыхали там три дня.
Затем мы вышли в путь и после семидневного перехода прибыли к одному эфиопскому вельможе, губернатору Сираве, который оказывал нам гостеприимство в течение трех дней, снабдил нас коровами и баранами, а затем приказал сопровождать нас восемь дней до границ своей области; при этом он оплачивал все наши путевые расходы. Посланный с нами проводник повернул назад после того, как привел к другому вельможе из Алхади, который оказал нам такой же прием. Затем мы шли в течение трех дней без проводника до города, в котором жил один эфиоп, наш спутник, и здесь отдыхали три дня.
Во время всего путешествия мы не пили вина, а только воду и пиво из хлеба и зерна. Затем последовал двухнедельный переход с остановками на ночлег в хороших квартирах. После того мы прибыли к эфиопскому вельможе — маконне [?] области Тигре, которому нас не представили. Там мы оставались два дня. Далее, после семидневного перехода пришли мы в большой город Фендум и, выйдя оттуда на следующий день, через четыре дня пришли в Реелдете, где пробыли два дня. Отсюда через пять дней мы попали в большой город Ваансол, где продали наших верблюдов, так как они были очень утомлены и не могли сопровождать нас через высокие горы. За 15 дукатов мы купили двух мулов.
Затем мы шли еще 12 дней и добрались до церкви, в которой был похоронен государь. Мы были поражены, когда увидели в этой церкви — она называется Генет Джориос, то есть церковь Святого Георгия, и так же велика, как церковь Святой Марии дельи Анджели, — большой красивый орган итальянской работы. Через день мы дошли до селения Окхи-Афадж.
Здесь мы были вынуждены провести 30 дней, так как не могли перебраться через Нил. Дожди и свирепые бури вызвали сильное наводнение. Переправившись, наконец, через реку, мы шли еще 10 дней и прибыли, наконец, ко двору великого царя-священника Иоанна, который находился в городе Барар[1163].
Здесь при дворе мы встретились с семью почтенными итальянцами, господами Габриэле из Неаполя, Джакомо ди Гарцони из Венеции, Пьетро да Монте из Венеции, бургундцем Филиппом, каталонцем Гонсальво, Джованни Фиески из Генуи и Лиасом из Бейрута, который некогда привез папское письмо. Все они жили там уже 25 лет; но позднее уехали. Кроме того, встретили мы еще господина Джованни Дардуино из Венеции, племянника Никколо да ле Карте, моего любимого товарища, достойного и весьма добродетельного человека, а также Кола ди Росси из Рима, который переменил свое имя на Дзордзи, Матео из Пьемонта, Никколо из Мантуи, Никколо Бранкалеоне из Венеции.
— К чему стремились вы в этой чужой стране? — спросил я этих людей.
— Найти сокровища и драгоценные камни, — ответили они. — Но, поскольку царь не разрешает нам вернуться домой, мы все недовольны, хотя он хорошо с нами обращается, в соответствии с рангом каждого из нас. Он любит беседовать с нами о политике…[1164]
…Поскольку любовь и кротость не знают устали и не удовлетворяются одной попыткой, то знай, мой Господин, что по прибытии послов Твоего Величества в святой город Иерусалим двое из наших братьев, которые услышали от них о Твоих добрых и благочестивых намерениях и Твоем нетерпеливом желании узнать истину и которые, как и я, принадлежат к благородному и выдающемуся Ордену францисканцев, по поручению и с согласия Святого престола, а также моего предшественника брата Джованни Томазелли, неаполитанского дворянина, вышли в путь на благо Твоему Величеству и Твоим народам и, не щадя своей жизни, решили предстать перед Твоей Милостью. Один из них, брат Франсиско Сагара, задержался по дороге из-за болезни, но другой брат, Джованни из Калабрии, преодолев многие опасности и испытав всевозможные страдания, достиг цели и предстал перед Твоим Величеством[1165]. От него Ты мог узнать, что римско-католическая церковь и ее миссионеры весьма мало заинтересованы в поисках золота и серебра, а стремятся только к вашему благу и, если возможно, к реформе, которая принесет улучшение.
Ты мог узнать от него, с каким участием и любовью относится к Тебе Святой престол. Его глава, князь церкви, сидящий на этом престоле, — папа Сикст IV, со всей ясностью выказал отеческую любовь, которую он питает к Твоему Величеству. Двое из Твоих монахов, побывавших здесь, в Иерусалиме, были направлены в качестве Твоих послов к папе в Рим. С каким ликованием и радостью он их принял, как сердечно с ними обошелся, какие почести оказал им во имя Твое, как быстро исполнил просьбы, я не в состоянии даже Тебе описать!
Я полагал, что они еще не достигли Рима, как вдруг они прибыли в Иерусалим на обратном пути к Твоему Величеству и с поручением от Господина папы. Один из них, к великому позору, отрекся от христианского имени и веры своего народа. Другой, по имени Антоний, уже в течение двух лет живет здесь и завладел письмами папы, столь отеческими, сколь и дружественными, которые были написаны в знак его любви, а также портретом самого Господина папы и его перстнем, которые он хотел послать в знак верного союза Твоему Величеству. Антоний ссылается на трудности путешествия, чтобы не возвращать денег, которые получил на дорогу, и обманывает как Святой престол, так и Твое Величество. Я не в состоянии писать об этом без слез.
Хочу поставить тебя в известность о весьма отрадном обстоятельстве. Твоему Величеству будет теперь известно то, что я хочу засвидетельствовать по всей правде: Святой престол стремится убедить Тебя в своей пламенной любви к Тебе и передать свое искреннее пожелание всяческого благополучия, надеясь, что Твое Величество, как истинный сын Христа и его наместника папы, отзовется на столь великую любовь. Дай доказательство ответной любви уполномоченному папы брату Джованни…
Пусть дела Твои подтвердят сообщения Твоих послов. Коль скоро Ты принял имя Александр, пусть стремления Твои будут направлены на то, чтобы сравняться с ним в добродетелях, как наследнику его славы и величия в его земном царстве. Но не ограничивайся этим земным царством и завладей духовными и небесными сокровищами. Твоему Величеству это удастся, если Ты внемлешь поданному мною знаку, поверишь апостолическим послам, как поверил бы мне, и через своих вестников и послов потребуешь объединения Твоего народа с римской католической церковью. Да будет угодно Господу, чтобы все произошло именно так, и я не могу поверить, чтобы у Тебя были иные стремления. Ведь это было бы поношением Господа нашего Христа и разгневало бы Святых апостолов Петра и Павла, а также нашего достославного отца Святого Франциска.