Дина рубина
А дадим-ка здесь немножко presto!
Идея пригласить в программу Дину Рубину возникла, когда я прочитала роман “Почерк Леонардо”, где один из персонажей – музыкант, фаготист. В книге с таким знанием дела описаны тонкости отношения музыканта со своим инструментом, что не возникало сомнений: Дина Рубина – человек в музыкальном плане посвященный и просвещенный. И тогда я начала читать все сочинения писателя, какие находила. Мои предположения подтвердились в романе “На солнечной стороне улицы”. Там Рубина буквально описывает мои собственные эмоции, испытанные в юности, в годы обучения в специальной музыкальной школе: дрожание коленок, влажные подушечки пальцев и полное осознание своей несостоятельности в качестве пианистки! Как показало время, я была права в самооценке – стоило мне в семнадцать лет прекратить заниматься, и одиннадцатилетний навык игры на фортепиано очень быстро исчез. Сейчас даже примитивный детский этюд сыграть не смогу…
Готовясь к программе с немузыкантом, я всегда прошу редактора узнать у гостя его музыкальные предпочтения. Именно так намечается нить будущего разговора. Диапазон музыкальных пристрастий Дины Рубиной оказался широким и эклектичным: от Бетховена до португальских фаду. А продолжая читать книги Рубиной, я поняла, что ее проза, как правило, строится по законам музыкальных форм. Мы увиделись в студии впервые, но мне показалось, что, беседуя, понимали друг друга с полуслова. Программа с Диной Рубиной оказалась одной из самых запомнившихся и легких по степени импровизации в нашем диалоге.
Позже мне посчастливилось стать первой, кто решился выйти с произведением Рубиной на театральную сцену. Вот уже два сезона в “Школе современной пьесы” мы с моей подругой, замечательной пианисткой Басинией Шульман и артистом Владимиром Кошевым играем спектакль по повести Дины Рубиной “Высокая вода венецианцев”. Повесть эта выбрана неслучайно: место действия – Венеция, город, где музыка буквально слышна в воздухе. Однако инсценировать прозу Рубиной оказалось непросто. Ценность ее текстов в мельчайших деталях – поэтому кинематографисты так жадно кидаются ее экранизировать. А вот перенести на сцену все внутренние монологи героев, не теряя действия – основы театра, почти нереально.
Молодой режиссер Денис Азаров серьезно порезал текст, перевел большие смысловые куски в аудиофайлы и в титры на экране, чтобы театральное действие не превратилось в радиопостановку. В структуру спектакля вошла музыка Баха, Скарлатти, Шостаковича, Листа, а также изумительные “Венецианские строфы” Иосифа Бродского. Дина прилетела на премьеру и… разнесла нас если не в прах, то пух и перья из нас полетели! Главный посыл от автора был такой: уберите из спектакля онкологический диагноз и верните любовь! Сейчас, когда спектаклю более двух лет, когда вместо первоначально игравшего Константина Крюкова мужскую линию ведет великолепный Владимир Кошевой, когда мы вернули важные для Рубиной фрагменты текста, спектакль настоялся, ожил, стал полноценным!
Но, мне кажется, тогда, после премьеры, несмотря на все несогласия с постановщиком, Рубина была польщена. После спектакля, глядя на меня мудрыми темными глазами, она сказала: “А я отлично «монтируюсь» с Бродским!” И столько было в этих словах от юного Моцарта, любившего задавать окружающим вопрос “А вы правда меня любите?”!
Эта глава – мое признание в любви замечательной писательнице!
разговор 2012 года
САТИ СПИВАКОВА Мы уже не раз говорили о неразрывной связи литературы и музыки. И сегодня в нашей студии человек, которому близки и музыка, и литература. Уникальная женщина. Писательница, без которой невозможно представить современный литературный ландшафт, как невозможно представить без музыки ее прозу. Дина Рубина. Здравствуйте!
ДИНА РУБИНА Здравствуйте.
С. С. Это, конечно, смешно, зачитывать вам отрывки из ваших же произведений.
Д. Р. Это даже жестоко.
С. С. Но в романе “На солнечной стороне улицы” я нашла один фрагмент и не могу не зачитать, потому что в нем настолько всё мне созвучно – такое впечатление, что это написала я сама.
Что может быть страшнее и нереальнее экзамена по фортепиано? Дребезжание рук, ускользание клавиатуры, дактилоскопические следы от вспотевших пальцев на узких спинках черных клавиш, оскорбительное забывание нот…
Поджелудочная тоска, тошнота в суставах, обморочный заплыв глаз – так, как я боялась сцены, ее не боялся никто.
Под этим я подписываюсь.
Д. Р. Увы, и я. Любопытно, что в то же время, когда происходила эта пытка и мука – сдача очередного технического экзамена, – я устраивала вечера чеховских рассказов. В девятом классе, например, я два часа вполне держала зал своих соучеников-оболтусов. У меня была хорошая память, и я наизусть читала рассказы, абсолютно не боясь сцены.
С. С. Я поясню. Известная писательница Дина Рубина – профессиональный музыкант. Она окончила Ташкентскую музыкальную школу, консерваторию и даже преподавала фортепиано.
Д. Р. Я преподавала, скажем так, аккомпанемент в Институте культуры. Год я продержалась, после чего папа сказал: “Бросай эту бодягу, ты писатель, и я тебя прокормлю”. На этом моя музыка закончилась, поэтому я ни в коем случае не поддерживаю разговоры о своем профессиональном образовании.