Пытка длилась много часов. Изощреннейшие световые и звуковые эффекты, возможно, инфразвук и электромагнитное воздействие — всё было направлено на одно — открыть двери в мозгу для кошмара.
И это удавалось. Кошмар всё глубже внедрялся в сознание. Он опутывал его мягкими щупальцами и сдавливал всё сильнее. Это был не резкий ужас, вызывающий выброс адреналина. Это был тягучий вялый страх, перемешанный с невероятным отвращением. Это походило на казнь, когда человеку не рубят голову, а неторопливо вытягивают все жилы. Настали минуты, когда Лаврушин ощутил, что психологическая защита таниан начинает ползти трещинами, и на пороге — безумие. От него могла избавить только смерть.
Лаврушин понимал — что избавления от кошмара нет. Но всё-таки в глубине души жила надежда, хотя в такой ситуации надеяться на что-то было смешно. Там, где нет места расчёту, появляются мечты. Лаврушин мечтал о том, что дверь распахнётся. На пороге окажется Инспектор с лучемётом. Он сделает широкий жест — путь свободен, я успел.
И дверь действительно распахнулась. Лаврушин вдруг поверил, что мечта сбудется.
Но это был вовсе не Инспектор. Пленников посетил советник диктатора.
— Здравствуйте, — сказал Друвен…
Есть старый земной анекдот. Беседуют оптимист и пессимист, Пессимист стонет: «Дальше всё будет хуже, хуже и хуже». Оптимист радостно восклицает: «Нет. Хуже некуда».
Сейчас, глядя на гостя, Лаврушин никак не мог решить, кем же ему быть — оптимистом или пессимистом? Несёт ли гость с собой мешок с новыми неприятностями, или хуже уже некуда?
Друвен был с ног до головы закутан в чёрный плащ, что придавало ему сходство с Мефистофилем.
— Ну как вам здесь? — осведомился он, обдав землян ледяным, пронизывающим, рентгеновским взором. Похоже, на Химендзе с детства тренировались и соперничали в том, у кого взгляд более противный. Аборигены достигли в этом искусстве больших высот.
— Отлично! — воскликнул налившийся кровью от злости Степан.
— Система обработки, которой вас подвергают — гордость нашей передовой науки, — сообщил Друвен.
— Есть, чем гордиться, — поморщился Лаврушин.
— Никаких физических страданий, — Друвен будто рекламировал свою знаменитую систему для продажи. — Чисто. Стерильно. Вся борьба перенесена на поле человеческого сознания. Там нет места грязи, крови, нечистотам.
— Это гуманно.
— Конечно. Кунан понял, что пытками от вас ничего не добиться. Остаётся единственный путь — пробудить в вас страх перед смертью и страданиями. Он надеется, что вы благоразумно выберете жизнь.
Друвен хитро прищурился. Земляне ждали продолжения его речи.
Помолчав, он продолжил:
— Жизнь же удивительна. Это игра света, тысячи радостей и наслаждений. Это власть. В конце концов — это просто жизнь.
— Бесполезно, — вдруг прорвало Лаврушина. — Что такое Звездоликий и его власть нам прекрасно известно. Никогда не мечтали стать соучастниками его злодеяний.