— Хорошо, — кивнул он. Глумливое выражение исчезло с его лица, и теперь он походил не на комика, а на замотанного службой бухгалтера. — Но вы забыли одно.
— Что именно?
— Добрая воля. Договор — основа отношений благоразумных индивидуумов.
— И на какой основе?
— Вот что, — диктатор поднялся с кресла. — Вы пока подумайте. И к этому разговору мы ещё вернёмся. Есть предмет для торга. Есть желание торговаться у обоих сторон. Значит будет сделка. Вопрос в условиях.
Земляне тоже поднялись. Их вывели из зала.
Друзей сопровождали трое солдат-«тигров» и высокий, статный, с длинным породистым лицом и плавными кошачьими движениями офицер четвёртой ступени.
Пленников вели по бесконечным коридорам. Стены слабо мерцали, давая немного света. По потолку шли плоские плафоны, отбрасывающие то синий, то красный, то зелёный свет — цветомузыка а-ля ночной клуб. В коридорах через каждые тридцать метров стояли на посту «тигры» в бронекостюмах и с тяжёлыми ЭМ-автоматами.
Через пять минут процессия вышла на лифтовую площадку. Просторный металлический лифт ухнул вниз, и на несколько мгновений в нём воцарилась невесомость. Потом он начал резко тормозить, пассажиров вдавило в пол. Лифт замер, двери разошлись, открывая проход в огромное прохладное помещение.
Это был гараж. Там среди автомобилей, бронетранспортёров и лёгких танков стояла тяжёлая бронемашина «Медведь». Её использовали для перевозки особо-опасных преступников. В кабине за отливающем синью бронестеклом спал водитель. На сиденьях развалились двое солдат сопровождения.
— Сюда, — указал офицер четвёртой ступени землянам на распахнувшуюся тяжёлую бронированную дверь.
Земляне устроились в жестяной некрашеной коробке, располагавшейся за кабиной. Решётка отделила их от красавца-офицера. Массивная дверь закрылась, гася наружный свет, а вместе с ним и надежду. Стал со скрипом проворачиваться автоматический замок, активизированный вставленным в гнездо жетоном сопровождающего офицера. Зажглась тусклая лампочка, рассеяв кромешную тьму.
Лаврушин заёрзал на узкой холодной скамейке. В «Медведе» было глухо и безысходно, как, скорее всего, во всех конвойных машинах Галактики.
— Чтоб вам пусто стало, шакалы, — прошептал Степан.
Лаврушин прикрыл глаза и прислонился к металлической стенке. Корпус завибрировал. Донёсся приглушённый многотонной бронёй рокот двигателя. Бронемашина, покачиваясь, поползла вперёд.
Лаврушин пытался гнать прочь чёрные мысли, а они стояли в очередь, только дожидаясь приглашения, чтобы враз наброситься на сознание вместе с отчаяньем и страхом. Прочь, проклятые!
Он впал в оцепенение. Оно длилось с полчаса. Из такого состояния его вывел негромкий голос:
— Слушать сюда.
Голос принадлежал холёному офицеру четвёртой ступени.
— Главное, ничего не пытайтесь предпринять, — продолжил офицер. — Не наделайте глупостей.