– Я видел передачу с твоим участием, – продолжил Оржицкий, словно не замечая грубости девушки, – я сразу понял, что у тебя есть дар. И это не магия и не трюки. И как-то почувствовал, что это дар тебя тяготит. Дар напрасный, дар случайный… Жизнь, зачем ты мне дана.

Глина молчала, сумерки вокруг них сгустились, уличный шум немного утих. Не дождавшись реплики от хмурой собеседницы, Тимофей продолжил.

– У меня тоже был дар, я умел слушать истории вещей. Забирать их память. Может, я не был таким сильным, как ты. Сначала радовался своему дару, потом понял, что не хочу нести бремя чужих тайн. Я долго колебался, словно меня искушал какой-то дьявол. Только дьявола никакого нет, а есть наше малодушие, наша алчность и гордыня. Кто-то посредством нашего дара отбирает реальную жизнь и дает взамен какую-то симуляцию. Я понял, что мне такой дар и даром не нужен.

Тимофей не видел, улыбнулась ли Глина на его каламбур.

– Катя, – сказал он, – я вряд ли могу помочь тебе чем-то, но ты подумай серьезно, а нужно ли тебе нести чужое бремя?

– Я не Катя, – негромко ответила девушка, – меня зовут Глина.

***

На старом автобусе, который больше походил на рыдван, Глина и Тим приехали по Петергофскому шоссе к вожделенному месту отдыха. Стояла жара, которой в Питере не было уже несколько лет, и потому жители города решили, что в квартирах сидеть грешно. В субботу маршрутки и автобусы были переполнены компаниями и парочками, спешащими на пикники. Вместе с Глиной и Тимом на остановке высадилось человек десять, но все они быстро рассеялись по парку, и вскоре даже их шумные голоса уже растворились в звуках летнего дня.

Пространство парка было наполнено шорохом листвы, трепетом веток, птичьими голосами. Никаких вещей с их дурацкими историями! Тим радостно улыбался, а Глине было не спокойно, потому что она давно не совершала таких вылазок, да еще в незнакомое место.

– И зачем ты меня сюда притащил? – озиралась Глина по сторонам.

– Ты живешь в Питере, а кроме Невского проспекта, Васьки и Бассейной ничего не видела, сидишь полгода в квартире, как мышь в норе, – улыбнулся Тим.

– Был бы ты поумнее, то понял бы причину, – огрызнулась Глина и сунула нос под ворот водолазки, показывая, что разговор окончен.

– Персонального соловья я тут не обещаю, – словно не замечая грубости девушки, ответил Тим, – но лебеди будут.

Тим уверенно зашагал к причалу, таща Глину за руку. Лодка им досталась крепкая, хоть краска на бортах и облупилась. Тим расплатился с хмурым лодочником мятыми купюрами и бутылкой водки, которую тот радостно сунул под куртку. Сверкая щербатым ртом алкоголика, лодочник сообщил: «Это хорошо, что ты водку мне отдал, тут приносить и распивать категорически. От причала можно спуститься доплыть до островков, тока смотрите на дно. Если там водоросли сплетаются – на мель можно сесть. На островки не причаливайте, там комары, и костер жечь нельзя. На Узком есть семья лебедей, булок киньте им, а ничего не давайте больше, один дурак им сосиски кидал, так я ему рыло начистил».

Глина засмеялась тихим смехом. Тим скомандовал ей:

– На банку садись, будешь рулить.

Лодочник помог оттолкнуться от берега, Глина зазевалась и чуть не упала в воду, так как одной ногой ступила в лодку, а другой стояла на берегу.

– Э, путешественники! – лодочник с презрением махнул рукой, – не утопните, а то…

Что «а то» парочка не услышала, Тим уже успел взмахнуть веслами, уключины скрипнули, лодка мягко поплыла. Глина сидела рядом с Тимом на банке, глядя на удаляющийся берег, но потом развернулась в обратную сторону, покачавшись в лодке. На берегах виднелись чьи-то фигуры, бренчала гитара, лаяли собаки. Подростки играли в мяч, он описал плавную дугу и шлепнулся у берега в воду, сначала погрузился, но потом всплыл на поверхность. С гиканьем высокий мальчишка побежал с пригорка к воде и стал звать Тима, чтобы тот веслом подтолкнул мяч поближе к берегу, но Тим только засмеялся и поплыл мимо.

Глина успокоилась, ей нравились мелкие волны, другие лодочки вдалеке, яркое солнце. Она даже хихикала, слушая, как Оржицкий напевает: «Что нам рифы, что нам мели: развлекались, как хотели, возмужали, загорели, правда, Васька утонул». Потом Оржицкий, вдохновленный успехом у Глины, исполнил: «Расскажу я вам ребята удивительный рассказ, как я в лагерь пионерский собирался первый раз», и Глина ему тихонько подпевала. Да и как не напевать запомнившийся сразу рефрен: «От чего-то пять таблеток и в полосочку трусы»?