Вильнёв все понял. Забилось «сердце льва»! «Головой труса»-то он прекрасно понимал, что все может кончиться очень печально, но практически прямого
Согласно распространенной легенде, лишь случай, задержавший Россильи в Мадриде, позволил Вильнёву «проявить героизм». Он пишет Декре:
«Завтра», конечно, вряд ли. Все же у Вильнёва есть и союзники. Своим капитанам он отдает приказ быть в полной готовности, а 8 октября собирает военный совет. По семь высших офицеров от испанцев и от французов. Вильнёв предлагает выйти в море в плохую погоду. У него есть опыт, именно плохие погодные условия часто помогали французам ускользнуть от англичан.
Их погода не пугает, а испанцев – очень даже. Они начинают возражать, и возникает бурная словесная перепалка. Горячий французский адмирал Магон обвиняет союзников в трусости, не менее горячий испанский капитан Гальяно хватается за шпагу. Адмирал Гравина пытается успокоить своих подчиненных, но разделяет их мнение:
Гравина побледнел, но стерпел. Споры продолжились, однако общее решение в конце концов было принято. Выходим из Кадиса 19 октября. Есть время подобрать дезертиров. Дезертирство, что у французов, что у испанцев, стало серьезной проблемой. Поймают, кого смогут.
Вечером 18-го Гравина и Вильнёв встретились уже один на один. План уже есть, от испанского адмирала требуется лишь подтверждение готовности. Гравина подтверждает. В ночь с 19 на 20 октября корабли союзной эскадры начинают
Глава четвертая
Последний день рождения адмирала
…В Портсмуте, откуда Нельсон отправлялся в поход, шум стоял невероятный. «Виктори» стоял на рейде, а на берегу – огромная толпа. Для того чтобы Нельсон попал на борт, пришлось вызвать солдат, они образовали коридор. Капитан Харди встречал адмирала у правого парадного трапа. Нельсон помахал провожавшим шляпой и, наклонившись к Харди, сказал:
14 сентября 1805 года, одиннадцать часов тридцать минут. Время, когда Нельсон поднял адмиральский флаг, записано в судовом журнале. До места назначения добираться дней десять. Заниматься подготовкой матросов нет смысла, можно только бумагу марать. Что Нельсон и делает. Записи в дневнике, письма.
Самое важное он уже отправил из Лондона. Адмиралу Коллингвуду. Не очень-то приятно сообщать
«Дорогой Кол» человек хоть и амбициозный, но абсолютно «правильный» и лояльный по отношению к Нельсону. Разумеется, он согласится, да Нельсон в этом и не сомневался.
Записи в дневнике во время путешествия. Ничего особо интересного, все больше про погоду. «Свежий бриз», «сильная западная волна», «легкий бриз»… Письма? В основном
Кстати, почти сразу после отъезда Нельсона Эмма отправила Горацию к кормилице. Это так, к слову.
А вот и письмо «по делу». Коллингвуду, 25 сентября.
Нарушил традицию – на флоте было принято салютовать новому главнокомандующему. Нельсон решил обойтись без пальбы. Правильно, дела впереди серьезные. Праздник ему еще устроят, повод есть. Мы на нем побываем, а пока окунемся в пучину общих, но важных рассуждений.
Эдвард Кодрингтон, капитан 74-пушечного «Ориона», написал жене о том, как офицеры восприняли известие о прибытии Нельсона:
Нет, Коллингвуд совсем не плох, относились к нему с огромным уважением. Но никогда – с восторгом. Коллингвуд и сам бы неприятно удивился, увидев подобное проявление чувств. Капитан фрегата «Тезей» Уильям Хост, один из любимцев Нельсона, как-то сказал о Коллингвуде: