Впервые воспоминания Зубовой о своей семье появились в 1914 г.: в журнале «Женское дело» был напечатан мемуарный очерк «Смерть бабушки»[292], который впоследствии вошел в воспоминания, написанные в 1930-е гг. Работа над мемуарами, видимо, была стимулирована общением Ольги Ильиничны с С. А. Макашиным, который в начале 1930-х гг. приступил к написанию биографии Салтыкова.
В фонде Макашина, находящемся в научном архиве Тверского государственного объединенного музея, сохранились разные варианты воспоминаний Зубовой о своей семье:
1. Три машинописных экземпляра воспоминаний об Ольге Михайловне Салтыковой, озаглавленные «Семья М. Е. Салтыкова-Щедрина», которые были написаны по просьбе С. А. Макашина в 1932 г. Два из них идентичны, третий, более поздний, с машинописным предисловием Макашина, приготовлен для печати, возможно, он предназначался для книги «М. Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников». Текст Зубовой подвергся переработке, некоторые фрагменты были изъяты, в других случаях очевидна редакторская правка. Например, исключен такой пассаж: «Я часто думала, слушая отца моего, что из него мог бы выйти писатель ничуть не хуже Михаила Евграфовича, и в том же именно духе, и с тем же направлением; но ему в этом отношении не повезло, и он должен был поневоле пойти другим путем»[293].
Редакторская правка была направлена на устранение личностных интонаций и придавала высказываниям мемуаристки некий общезначимый смысл. Например, у Зубовой читаем: «При описаниях краски ведь всегда сгущаются, а тип помещицы, выведенный Михаилом Евграфовичем, самый безобразный, самый отвратительный, такой, одним словом, каким его мать никогда не была. Таких помещиц, конечно, было на Руси немало, но Ольга Михайловна, заявляю об этом смело и решительно, к ним не принадлежала. Была она на самом деле барыня-самодурка, крикливая и несдержанная, допускавшая иногда в своих поступках несправедливость и пристрастность, но никогда никого не загубившая»[294]. Приведем для сравнения отредактированный вариант этого фрагмента:
«При описаниях краски ведь всегда сгущаются, а тип помещицы Арины Петровны Головлевой, выведенный Михаилом Евграфовичем, это ведь художественный образ, а вовсе не портрет его матери, хотя при создании этого образа и были использованы кое-какие черты, действительно присущие моей бабушке.
Насколько мне помнится, сам автор не раз ведь просил и устно и в печати не считать его произведения за биографические или автобиографические.
Была Ольга Михайловна в самом деле барыня-самодурка, крикливая и несдержанная, допускавшая иногда в своих поступках несправедливость и пристрастность, но не жестокая, не злобная и никогда никого не загубившая»[295].
2. Два машинописных экземпляра стенограммы (датированы 1934 г.), воспроизводящей в вопросно-ответной форме беседу исследователя с Зубовой. Есть, однако, основания предполагать, что в действительности беседа происходила в 1932 или 1933 г., о чем свидетельствуют два момента в ответах респондентки. Во-первых, она называет время, прошедшее со дня смерти ее отца – 38 лет (И. Е. Салтыков умер в 1895 г.) и М. Е. Салтыкова – 43 года (умер в 1889 г.). По самым несложным подсчетам получается, что разговор происходит в 1932 г. И второе. Ольга Ильинична упоминает о своем брате – «совсем больном, умирающем старике». Речь идет о Павле Ильиче Салтыкове, который умер в 1933 г.
3. Два экземпляра воспоминаний, напечатанные на разных машинках и датированные 10 февраля 1934 г. Первый содержит разнообразные пометы и поправки; к нему приложена сопроводительная записка, составленная в 1977 г. внучками О. И. Зубовой – О. М. Зубовой и М. М. Хомутовой. Второй экземпляр имеет чистовой вид, он сброшюрован и озаглавлен «Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин и его близкие (По личным наблюдениям, воспоминаниям и семейным преданиям)». Это окончательный вариант воспоминаний, одна из копий которого была передана М. М. Хомутовой в Талдомский краеведческий музей и с частичными поправками опубликована В. П. Саватеевым в 1979 г. в талдомской районной газете «Заря» под редакторским названием «Салтыков в нашем домашнем кругу»[296]. Воспоминания носят отчасти беллетризованный характер, например, глава третья, по словам автора, представляет собой «картинку» из жизни семьи Салтыковых, «когда Михаил Евграфович был еще юношей. Я себе ее представляю ярко по многочисленным рассказам отца, его современников и бывших крепостных, которых я застала еще в живых»[297].
4. Два машинописных экземпляра первого мемуарного очерка Зубовой «Смерть бабушки», опубликованного в журнале «Женское дело» в 1914 г. Некоторые фрагменты впоследствии были переработаны автором. Так, в журнальной публикации местом погребения О. М. Салтыковой ошибочно названо «родовое наше имение», т. е. Спасское[298]. В текст же воспоминаний 1934 г. внесена необходимая поправка: «Погребение бабушки должно было состояться не в родовом салтыковском имении, Спасском, а в селе Егорья на Хотче, там, где под приходскою церковью находился склеп, еще при жизни ею самой сооруженный»[299]. Подобные уточнения могли возникнуть в ходе бесед с Макашиным или же были внесены им самим.
Мы публикуем стенограмму беседы Макашина с О. И. Зубовой, которая представляет особый интерес по двум причинам. Во-первых, это текст, не подвергшийся литературной обработке. Во-вторых, он не содержит элементов беллетризации, свойственных другим мемуарным текстам Зубовой, которая была не чужда писательства (в 1908 г. вышла книга ее рассказов для детей «Забытые»[300]). Кроме того, интересны и вопросы, предложенные Макашиным, которые показывают ход его мыслей и основные направления поисков в попытке понять личность Салтыкова.
Текст стенограммы публикуется по экземпляру, не содержащему правку (условно – I экземпляр), но в сносках мы отмечаем исправления, сделанные Макашиным в другом экземпляре (II экземпляр), и его пометы в первом, кроме разного рода графических выделений[301]. В публикации приняты следующие сокращения: В. – вопрос, О. – ответ, М. Е. – М. Е. Салтыков.
В.: Определите Ваше родственное отношение к Михаилу Евграфовичу Салтыкову-Щедрину.
О.: Я дочь Ильи Евграфовича Салтыкова, меньшего брата М. Е.[302]
В.: Что Вы знаете из семейных преданий о роде Салтыковых со стороны отца и матери?[303]
О.: Мать М. Е. была Ольга Михайловна Забелина, – ее отец был откупщик.
В.: Были ли сильны дворянские тенденции в семействе Салтыковых или они отклонялись от общепринятых традиций?
О.: Я не думаю, чтобы Салтыковы были очень преданы именно своему дворянству, и традиции у них в роду не особенно соблюдались, хотя, напр.‹имер›, мой дед женился 55-ти лет[304], причем женился он чуть ли не насильно, не хотел жениться, а хотел идти в монастырь. Заставили его жениться для продолжения рода и нашли ему невесту – 16-летнюю девушку Ольгу Михайловну Забелину[305]. Ольга Михайловна Забелина была из небогатой[306] семьи[307], и брак этот произошел не потому, что хотели приумножить средства Салтыковых[308], и только потом уже она[309] сумела расширить свои владения и сделаться богаче[310].
Ольга Ильинична Зубова с отцом и братьями
В.: Как Щедрин, выйдя из такой родовитой семьи, стал противником ее традиций?