Вскоре после этого я давал интервью американской делегации. Делегация состояла из аспирантов и преподавателей различных американских колледжей. Посмотрев спектакль, американцы захотели познакомиться с автором и задать ему несколько вопросов. Интервью проходило в присутствии главного режиссера.

– Сколько вам лет? – спросил один из американцев.

Я ответил, а переводчица перевела.

– Долго ли вы работали над этой пьесой? – спросил другой американец.

– Да как сказать, – ответил я, – может быть, месяц, а может быть, и больше.

– Не понимаю! – сказал американец, и я объяснил, что над либретто я трудился месяц, а поэма, по которой создано либретто, написана уже давно.

– Судя по спектаклю, – заговорила пожилая американка, – вы положительно относитесь к войне. Ваш главный герой – мужественный солдат, и это вам нравится. У нас в Штатах войну никто не любит, мы считаем, что любая война – большое несчастье и страшное варварство. Что вы можете сказать по этому поводу?

– Видите ли, – начал я…

– Эта война была особенная, – перебил меня режиссер, – она была по-настоящему справедливая. Нашу страну хотели уничтожить, наш народ намеревались поработить. Мы с большим уважением относимся к этой кровопролитной войне. Кстати, наши солдаты защищали и вас!

– Благодарю. Я вполне удовлетворена ответом, – сказала американка и что-то записала в свой блокнотик.

– А сколько вам заплатили за эту постановку? – спросил молодой американец с пышными темными усами на бледном благородном лице.

Я замялся, а потом ответил:

– Я вполне удовлетворен моим гонораром.

Американцы заулыбались и стали понимающе переглядываться.

Вслед за этим спектакль передали по радио, и снова все знакомые звонили мне и от души поздравляли. «По радио даже лучше! – говорили они. – Честное слово!»

Затем его показали по телевидению. Эффект был тот же самый. Мне уже было жаль моих бедных знакомых – они явно устали меня поздравлять, но из вежливости всё поздравляли и поздравляли.

Лишь года через полтора шумиха вокруг спектакля стала утихать и он все реже появлялся на сцене. В театр я уже не ходил, но главреж, завлит и композитор время от времени звонили и справлялись о моем здоровье.

Прошел еще год.

Однажды вечером я проходил мимо нового театра. Театральный подъезд был ярко освещен. У входа висели афиши. На одной из них я прочел, что сегодня показывают мой спектакль. До начала оставалось двадцать минут.

Я не стал звонить главрежу или завлиту, как я всегда делал раньше, и пошел в кассу. «Может быть, есть билеты?» – подумал я. Билеты действительно были и меня это слегка огорчило.