Правлю корректуру третьей книжки. Она получается вполне приличной. Правда, ее еще могут испортить (как испортили вторую).
По телевидению передают концерт Владимира Горовица. Он покинул Россию в двадцатые годы и уже тогда, в двадцатые, был знаменит. Он видел Шаляпина. Он встречался с Глазуновым и Стравинским. Он дружил с Рахманиновым. Сейчас ему за восемьдесят, но играет он как юноша. Его старческие сухие руки отменно делают свое дело, хотя ноги уже плохо держат его. Шквал аплодисментов, корзины цветов, восторг полнейший.
Дочитываю апухтинскую прозу. «Между смертью и жизнью». Безукоризненно сделанный и очень «мой» рассказ. В нем предчувствие близкой смерти. Рассказ написан в 92-м году, а в 93-м Апухтин умер.
Читал свои стихи школьникам старших классов. Как выяснилось, они неплохо разбираются в поэзии. Удивлялись что «такое печатают».
Возня с новой квартирой продолжается. Иногда, как бы очнувшись, спрашиваю себя: «А на кой леший мне все это?» Однако будто не прекращаю. Завозившись, не заметил, как пришли белые ночи и удобно, с комфортом расположились в знакомом для них городе.
Читал лекцию в студенческом общежитии. Когда закончил, студенты попросили почитать стихи. Я не стал читать, уклонился. «Как-нибудь в другой раз, – сказал, – потом когда-нибудь».
Случайный человек на улице, кажется, выпивший, рассказывает мне:
«Вот здесь, у этой церкви, в январе сорок второго я свалился. Кто-то помог встать, отвел домой. А то бы я так и остался здесь в снегу. Ходили тогда по узким тропинкам – все было снегом завалено. А из сугробов торчали ноги мертвецов. И никто не обращал на них внимания».
Сильный ветер. Наводнение. В мае это редкость. На улицах очень лохматые люди – ветер портит прически.
Когда я подошел к перекрестку, из-за угла задом выехал автомобиль и преградил мне дорогу. Я удивился и немножко испугался и дальше не пошел – повернул обратно. Теперь с опаской подхожу к перекресткам.
Литература, творимая дураками для дураков.
Но должна же быть у дураков своя, дурацкая литература!
Непрерывно жующий человек. Проходит минута, три минуты, десять минут – он все жует. Жует и смотрит сосредоточенно в одну точку. После закрывает глаза и спокойно продолжает жевать с закрытыми глазами.
Меня, живущего на равнине, всегда тянуло к горам и в горы. Даже завидев их издалека, я чувствую сильное волнение.
О, как захотелось мне в Альпы! (Я вижу их на телевизионном экране.)
О, как они величавы и прекрасны!
Первый сильный приступ астмы. Только ее мне и не хватало.
Жизнь моя быстрее и быстрее сползает вниз.
Я нездешний. Но я здесь. И нет мне дороги отсюда.
Так угодно было провидению, чтобы я был здесь. Я жертва. Одна из многих жертв одному из многих богов. Боги не могут обходиться без жертв.