Человек идет по улице, высоко подняв голову. Выражение лица – непонятное. Походка – нелепая. Одежда – безобразная. Шнурки ботинок не завязаны. Человек безумен или слишком умен. Пожалуй, все же безумен. Задрав голову, человек идет по многолюдной улице, наступая на свои собственные шнурки, что-то шепчет.
Жду ее в баре. Взял вино и закуску, сижу за маленьким столиком на двоих. Она опаздывает. Жду.
Наконец она появляется, подбегает ко мне, целует меня в щеку и присаживается за столик напротив меня. У нее новые модные, огромные серьги. Гляжу на них, потрясенный.
– Ну как? – спрашивает.
– Здорово! – отвечаю.
– А ты не шутишь? – спрашивает.
– Не шучу, – отвечаю.
Вожусь с новой квартирой. Пришел стекольщик. Почему-то с собакой – с доберман-пинчером. И вообще на стекольщика не похож – довольно интеллигентного вида человек лет сорока с лишним.
Дело у него не очень ладилось. Два стекла он разбил. Одно стекло вырезал не по размеру. Еще одно стекло где-то забыл. И еще он забыл взять гвоздики. И замазку тоже. Он все уходил и возвращался. Возвращаясь, он рассказывал о своей жизни. Стекольщиком он сделался недавно. Сначала был артистом цирка, потом почему-то стал работать в колбасном магазине, потом возил покойников в морг при крематории, после еще чем-то занимался. Очень романтическая биография оказалась у этого стекольщика.
Он спросил меня:
– А что вы пишете? То, что надо, или не очень?
– Пишу то, что хочется, – ответил я. – Кое-что удается напечатать. Вот и все.
– Да, неплохо вам, писателям, – сказал стекольщик.
– Что и говорить! – сказал я.
Еще один поклонник. Позвонил, сказал, что мои стихи какие-то особенные. А я человек таинственный – нигде не выступаю, никому ничего не читаю, что он был бы счастлив со мною встретиться, что он тоже что-то пишет.
Но так и не представился, однако. Голос был юношеский. В голосе было волнение.
Человечество – это лучшее из того, что можно найти во Вселенной. А искусство – это лучшее из того, что творит человечество. Стало быть, искусство – это самое драгоценное украшение мира.
Прогулка по весеннему, прозрачному, сырому, пустынному, недавно проснувшемуся лесу. Наткнулся на маленькое болотце несказанной красоты. Здесь были все оттенки зеленого – от тусклого, почти серого, до ослепительно-изумрудного. Вода была совершенно прозрачной, и там, под водой, тоже зеленели какие-то растения.
Трагедия в Чернобыле. Еще одна репетиция светопреставления.
Нюхаю сирень. Первый раз в этом году нюхаю сирень.