Книги

Неизданная проза Геннадия Алексеева

22
18
20
22
24
26
28
30

В детстве я не замечал у себя недостатков – казался себе существом идеальным. В молодости некоторые недостатки обнаружились. Теперь же меня постоянно терзают мысли о собственном несовершенстве.

Предо мною некая окаменелость, именуемая современной русской поэзией. Предмет, достойный внимания палеонтологов.

Примитивные, темные люди не помышляют о славе и потому изначально счастливы. Вполне просвещенные, утонченные люди тоже не пекутся о славе, презирая ее. И потому они тоже счастливы. Пламя тщеславия пожирает души не вполне просвещенных и недостаточно утонченных индивидуумов… Таких немало.

Дача. Любуюсь «японским садом». Только что прошел дождь и умытые камни похорошели: они стали разноцветными – пятнистыми, полосатыми, крапчатыми. Сколько сил я потратил когда-то, перетаскивая их из лесу! И с каким удовольствием я раскладывал их по местам!

Большой длинноногий комар угодил в паутину и отчаянно машет крылышками. Пожалел его. Помог ему освободиться.

Моя пишущая машинка обладает некоторой таинственной способностью. Две недели я мучился, обдумывая отзыв на поэму А. Драгомощенко, – ни черта в голову не лезло. А сегодня утром я просто уселся за машинку, и (бывают же чудеса!) мысли потоком хлынули в мою голову! И довольно умные, вполне приемлемые мысли! Уж не сама ли машинка думала за меня?

Когда Драгомощенко пришел за отзывом, я показал ему пробные отпечатки репродукций своих картин, которые будут украшать мою «московскую» книжку.

– Плохо сделали, – сказал я. – Цвет искажен. А вот эти две, не спросив у меня разрешения, взяли и обрезали. Эту укоротили, а ту – обузили.

– Да что вы! – вскрикнул Аркадий. – Это же великолепно! Это же потрясающе, что их опубликуют! Исказили, подрезали – а все равно они хороши. Это феноменально.

С тех пор как я встал на стезю литературы, моим главным занятием стало ожидание. Годами, кротко, терпеливо я чего-то жду. Жду, когда появится в журнале очередная публикация (а она, разумеется, все откладывается и откладывается). Жду, когда со мною заключат договор на очередную книжку (с договором, конечно, не торопятся). Жду, когда книгу сдадут в производство (а эта процедура обычно затягивается). Жду, когда появится наконец верстка, жду, когда напечатанная книга поступит в продажу. А после жду рецензий на выстраданную книгу. И так далее. Я научился ждать. Я немного овладел искусством ожидания.

Есть немало людей, которым страшно нравится красоваться рядом с матушкой литературой. Обычно это люди бойкие, нагловатые, безумно общительные, болтливые и вполне бесталанные. Всех и всё они знают, о всех и обо всем высказываются с легкостью необычайной. Вокруг них всегда что-то клубится, кипит и брызжется. Общаться с ними – тяжкий крест. Но иногда все же приходится с ними общаться. Не замечать их трудно. Именно это их и радует.

Сегодня мне нездоровится. Кажется, немножко простыл. Весь день сижу дома. Правлю недавно написанные стихи. Но они плохо поддаются правке. Наверное, оттого, что мне нездоровится. Но может быть, и не следует править? Но может быть, их следует просто уничтожить?

«Грустный вальс» Сибелиуса напрасно называют грустным. Это трагический вальс.

Из Москвы сообщили, что в издательстве «Современник» вышла из печати книга моих стихов, украшенная репродукциями с моих картин.

Весь день над городом ползут печальные, но плотные тучи. То и дело идет дождь. На минутку выглянет солнце – и снова дождь, а потом опять солнце. Весь день хожу по городу, то открывая, то закрывая зонт.

Светлые легкие чайки и темные грузные вороны на чистом желтом песке репинского пляжа.

На асфальте у моих ног лежат две обгоревшие спички, этикетка от пивной бутылки и обрывок газеты с крупно напечатанным словом «ответственность». За что ответственность? Чья ответственность? Перед кем ответственность?

Держу в руках московскую книжку. Наконец-то! Мысленно кричу «ура» – вслух кричать как-то неловко.

Довольно толстый и довольно симпатичный томик. На обложке – мой «Белый пароход». Приятный формат, хорошая бумага. Отличный шрифт. Правда, репродукции не все удались, но и в таком качестве они недурны. Сто тридцать два стихотворения. Сорок три ранее не публиковались. Некоторые из них неоднократно отвергались журналами и Ленинградским отделением «Совписа». Нет, по этому поводу можно не стесняясь во все горло крикнуть «ура!»

Подошла к прилавку носатая старушка, похожая на старичка. Повела носом и ушла. Не понравилось старушке то, что лежало на прилавке. А по прилавку, мимо того, что там лежало, пробежал очень рослый, упитанный, бодрый таракан. Остановившись на миг, он поглядел вслед старушке и пошевелил усами.