Веронезе затейлив до манерности. Хороши у него только листья на деревьях.

У Тинторетто рыхлые, плохо продуманные композиции и слишком много черного.

Народу – тьма. Мы с Ирэной с трудом проталкиваемся сквозь толпу и без сожаления покидаем знаменитых венецианцев.

В Галерее 12-го года долго и внимательно разглядываем портреты генералов. Среди них есть совсем еще мальчишки, но есть и седовласые старики. Лица разнообразные – значительные и ничтожные, красивые и невзрачные, благородные и плебейские. Милорадович, Иловайский, Раевский, Тучков, Воронцов, Давыдов, Дохтуров.

Идем во французскую галерею. Любуемся Пуссеном, Лорреном, братьями Леннонами, Клуо.

Далее Рубенс. Останавливаемся у портрета камеристки инфанты Изабеллы.

– Это ты, – говорю я Ирэне.

– Ну вот еще! – говорит она. – Ничуть даже не похожа! – и покрывается румянцем от удовольствия.

Внимательно и с наслаждением разглядываем малых голландцев.

– Дивные натюрморты! – восклицает Ирэна.

– Разумеется, дивные! – соглашаюсь я.

Выходим на набережную. Глядим на Неву, на отражение огней в темной воде.

– Красиво! – говорит Ирэна.

– Да, очень красиво! – говорю я.

Сколь величественна живопись Высокого Возрождения и сколь скромна литература той поры! Ариосто? Аретино? Тассо?

Как ни странно, это тоже культура Возрождения.

Внешность Савонаролы в точности соответствует его деяниям и его идеям. Внешность Савонаролы была угрожающей.

Искусства изобразительные – проза, драматургия, живопись, кино – двусмысленны. В их творениях всегда есть нечто развлекательное и потому они могут доставить удовольствие людям, не способным чувствовать красоту художественности. Это предоставляет прозаикам, драматургам, живописцам и кинорежиссерам обширные возможности для спекуляций и мистификаций. Подлинными, чистыми искусствами являются только искусства, ничего не изображающие: поэзия, архитектура, музыка, танец. Их творения понятны не всем.